Владимир Киселев - Киселев - Девочка и птицелетПриключения >> Сказки >> Сказки >> Владимир Киселев
Читать целиком
Владимир Киселев. Девочка и птицелет
Роман
-----------------------------------------------------
Книга: Владимир Киселев. Девочка и птицелет.
Издательство "Детская литература", Москва, 1966
OCR & SpellCheck: alex-tru-1@narod.ru
Иллюстрированная версия
-----------------------------------------------------
Все стихи для этой книги написаны Леонидом Киселевым.
-------------------------------------------------------------------------
Девочка и птицелет
Все, что происходит с человеком после четырнадцати лет, -
не имеет большого значения.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Это все взрослые выдумали про счастливое детство. Чтобы им было не так
стыдно. Есть только счастливая взрослость. А счастливого детства нет и не
может быть. Спросите у любого ребенка.
Начнем с работы. У взрослых в нашей стране семичасовой рабочий день. У
школьника - шесть уроков в школе, а потом еще, даже если учиться на тройки,
как я, нужно дома готовить уроки не меньше трех часов. Значит, выходит
девятичасовой рабочий день, как в самых отсталых колониальных странах.
Когда у взрослого что-нибудь не получается на работе, ему все
сочувствуют, все его жалеют. Когда мамин отдел завалил какой-то проект, так
все говорили: "Ах, Елена Павловна, как мы вас понимаем, не нужно ли вам
какой-нибудь помощи, не поедете ли вы на курорт?", а мама в ответ делала
жалкие губки и говорила, что она очень переживает.
Но когда я схватила двойку по алгебре, весь двор смеялся, и, кто бы
меня ни встретил, все спрашивали, на какой вопрос я не ответила, и
продавщица мороженого - ей-то какое дело! - сказала, что двоечницам
мороженое вредит.
Но самое худшее не это. Самое худшее... Даже в самых отсталых
капиталистических государствах, по-моему, уже отменены физические наказания.
Для взрослых. А детей бьют. Даже в нашей стране. Даже у нас взрослый сильный
человек может ударить ребенка. Ударить девочку. И это называется счастливое
детство!
Я прижалась ухом к стене и немного послушала музыку. Я всегда перед
сном слушаю хорошую музыку. В соседней квартире - вход в нее из другого
подъезда - вечером всегда негромко играет радио. Я думаю, что радиоприемник
стоит у самой стены на полированном, блестящем, как автомашина, столике, что
это большой приемник с зеленым глазком, который светится в темноте. Но,
может быть, это и простой репродуктор. Я слишком часто разочаровывалась в
последнее время.
Из кухни вернулись мои родители. Они там мыли посуду. Мама и отчим. Я
всегда звала отчима папой, но теперь я поняла: он мне все-таки отчим. И
завтра утром, когда он со мной поздоровается, я ему так и скажу:
"Здравствуй, отчим!" Или: "Здравствуй, Николай Иванович". Не папа, а Николай
Иванович. Я ему этого никогда не прощу. Никогда!..
Мама заглянула в мою комнату, прислушалась. У нас однокомнатная
малометражная квартира, а для меня комнату сделали, отгородив угол двумя
шкафами - платяным и книжным. Здесь помещаются только моя кровать и
тумбочка, уроки я делаю за столиком, который стоит возле окна.
- Она уже спит, - сказала мама шепотом и задернула занавеску между
шкафами и стенкой так, чтобы на меня не падал свет. - И незачем из этого
устраивать трагедию. Она уже большая девочка, и ничего с ней не случится...
- С нами случится, - сказал папа. - Уже случилось. Со мной. Я никогда
себе не прощу, что ударил девочку. Ни себе, ни тебе. Ты в этом виновата.
- Еще бы, - сказала мама и неприятно, ненатурально засмеялась, как
смеется она всегда, когда собирается заплакать. - Если бы это была твоя
родная дочь, ты бы ее уже давно побил. И не так. Но ты к ней относишься, как
к чужой. Ты ее пальцем никогда не тронул, голоса не повысил. Только и
слышно: Оленьке то, Оленьке се. А она совсем от рук отбилась.
- О боже мой! - сказал папа, и я вдруг подумала, что это не мама, а он
может сейчас заплакать. - В жизни мне не было так гадко и стыдно, так стыдно
и гадко, как сейчас. Ведь я люблю ее. Понимаешь: люблю. И ничего плохого в
ней не вижу. И я ударил ее в день ее рождения!..
В самом деле, сегодня день моего рождения. Сегодня, 21 октября, мне
исполнилось тринадцать лет. И я тихонько, беззвучно заплакала.
Странно, но этот день моего рождения и начался и закончился слезами.
Первый раз я заплакала в школе на первом уроке. Плакала, правда, не одна я,
а все наши девочки и некоторые мальчики. Наша русачка Елизавета Карловна
рассказывала нам про Михаила Лермонтова, а когда она рассказывает про этого
писателя и еще про Николая Островского, все всегда плачут, и даже из других
школ приходят послушать. И всем всегда хочется стать лучше, и учиться только
на "пятерки", и сделать что-нибудь такое хорошее, чтоб это было полезно
всему человечеству.
И на первой переменке Витя Сердюк сделал мне подарок ко дню рождения, а
я помирилась с Таней Нечаевой, с которой не разговаривала два дня.
На следующем уроке нага математик - зовут его, как Ворошилова, Климент
Ефремович - спросил у меня: "Ну как, именинница, готова отвечать?" - и,
когда я ответила, что готова, задал вопрос по домашнему заданию, очень
легкий, и поставил мне четверку.
Когда я вернулась домой, я уже застала маму - она отпросилась с работы
пораньше, чтобы все приготовить к вечеру. На кухне приятно пахло ванилью и
еще яйцами, когда их разделяют на желток и белок, а желтки растирают в
кружке с сахаром.
- Садись пока за уроки, - сказала мама.
Я пошла в комнату, села за стол, раскрыла учебник по химии, но учить
химию мне не хотелось, и я решила пока приготовить прибор для получения
ацетилена. Этот прибор нам был нужен для опыта, который мы задумали с
ребятами, а конструкцию я придумала сама. Очень простую. Взять бутылку
из-под молока с широким горлышком, на треть налить водой. Затем взять листик
промокательной бумаги и засунуть его в бутылку так, чтобы края оставались
снаружи, а в бутылке получился как бы мешочек из этой бумаги. В мешочек этот
насыпать карбида - того самого, который насыпают в свои аппараты сварщики на
соседней стройке, а сверху все плотно заткнуть большой пробкой с трубочкой.
Теперь ваш прибор готов к действию в любую минуту. Достаточно перевернуть
бутылку так, чтобы вода размочила промокательную бумагу, и начнет выделяться
газ.
Я приготовила такой прибор, примерила пробку, так что оставалось только
проделать в ней гвоздем тонкое отверстие и вогнать туда стеклянную трубку,
но в это время мама сказала:
- Сбегай вниз за сметаной.
Гастроном помещается в нашем доме. Купить сметану - минутное дело, но,
когда я вернулась, я увидела, что за это короткое время мама успела
перевернуть мой прибор, хотя я поставила его под кухонный столик.
Перед моими глазами, как на экране, вспыхнула иллюстрация No 71 из
нашего учебника химии. Там изображен мальчик, который закрыл лицо руками, а
перед ним на столе со взрывом вдребезги разлетается колба.
Я тоже невольно потянулась к лицу руками, но сейчас же бросилась к
маме, вырвала у нее из рук полотенце, подбежала к бутылке и только успела
обмотать ее полотенцем, чтобы осколки стекла не разлетелись в стороны и не
ранили нас, как раздался громкий, словно пушечный, выстрел, пробку вышибло
из бутылки, она ударилась в потолок, и вслед за пробкой до самого потолка
взлетела струя воды, смешанной с карбидом.
Мама даже не догадывалась, от какой опасности я ее спасла, а я не
хотела ей этого говорить. И вместо того чтобы радоваться, что все обошлось
так благополучно, она накричала на меня, сказала, чтоб я шла гулять, потому
что от меня никакой пользы, и что в моем возрасте в подготовке к собственным
именинам она принимала значительно большее участие.
Вечером, как всегда, на мои именины были приглашены совсем не мои
подруги и товарищи, а друзья моих родителей - взрослые люди, среди которых
были и такие, которых я видела в первый раз.
Почему детские именины всегда у нас празднуют не дети, а взрослые - мне
совершенно непонятно.
Взрослые пили вино и водку, ели холодное, винегрет и фаршированную
рыбу, а затем перед сладким стали петь. Запевала, как всегда, жена папиного
начальника Вера Сергеевна, немолодая женщина с неестественно громким
голосом, с таким громким голосом, словно у нее в теле нет ни сердца, ни
желудка, ни других человеческих органов, а одни только легкие.
Они хором весело пели песню про Стеньку Разина, а я смотрела на них и
удивлялась: как им не стыдно? Ведь это ужасно, и не может быть, чтобы так
было на самом деле. Что получается? Степан Разин полюбил персидскую княжну,
женился на ней, так они и поют "свадьбу новую справляет", и достаточно было
кому-то сказать, что он "наутро бабой стал", как он схватил девушку и бросил
ее в реку. Утопил. И об этом поют в песне. Не осуждая Степана Разина, а
восхищаясь им! Очень весело.
Но настоящие неприятности начались с чая. Витя Сердюк подарил мне к
именинам две чайные ложечки. Он сам их сделал. Он мне еще прежде рассказал,
как их делают: очень просто. Нужно взять обыкновенную чайную ложку и
оттиснуть ее на густом растворе алебастра. С двух сторон. Таким образом
получится форма. Затем в эту форму нужно залить сплав из сурьмы с баббитом.
Он очень легкоплавкий, этот сплав. А новую ложечку легко зачистить наждачной
бумагой, всякие там неровности. Вообще эти ложечки готовят для фокусов и
розыгрышей.
Я спрятала ложечки под подушку. И забыла о них. А мама как раз вздумала
поменять наволочку, увидела чайные ложечки и даже не удивилась тому, как они
могли попасть в мою кровать. Она уже привыкла, что на моей кровати можно
найти не только книги, тетради, обертки от конфет и зверьков, которых я
люблю лепить из пластилина, но даже живую ящерицу в коробке из-под папирос.
А что мне остается делать, если у меня нет своего места, и все, что я кладу
на стол, мама немедленно убирает? Так и в этот раз. Она подобрала ложечки и
положила их к остальным в ящик буфета.
Надо же было случиться, чтобы Витина ложечка попала как раз папиному
заведующему отделом. И когда он стал размешивать сахар в чае, то увидел
вдруг, что в руках у него только ручка от ложечки, а сама ложечка
расплавилась и серебристо-черным слоем лежит на дне стакана. Все стали
смеяться и довольно подозрительно рассматривать свои ложечки. Мог бы,
конечно, посмеяться и папин начальник - ведь ничего страшного не произошло,
сплав этот не ядовит и не имеет никакого вкуса или запаха. Но папин
начальник, по-видимому, относится к числу людей, которые любят посмеяться
над другими и совершенно не переносят, когда смеются над ними. Он покраснел
так, что уши у него стали фиолетового цвета, как будто их об-лили чернилами,
и сказал, что никогда себе не позволяет шуток над своими гостями и поэтому
не любит, когда шутят над ним, если он приходит в гости. В общем, и папе и
маме было очень неприятно, а к тому же, когда я увидела уши папиного
начальника, я почувствовала, что просто лопну, ну, по-настоящему лопну от
смеха. Я понимала, что смеяться неприлично, что смеяться над взрослыми
нехорошо, но ничего не могла с собой сделать, пока не применила способ,
который посоветовал мне когда-то Витя: если рассмеешься в школе на уроке и
чувствуешь, что не можешь остановиться, нужно схватить что-нибудь острое -
булавку, иголку, циркуль и посильнее уколоть себя в ногу, ниже коленки, куда
врачи стукают молоточком. От боли или еще от чего-то смех сразу проходит. У
меня под рукой не было булавки, я незаметно ухватила штопор и кольнула себя
ниже коленки, да так сильно, что пошла кровь. Я залепила ранку краешком
бумажной салфетки, и мне уже было не до смеха.
Тем временем мама принесла именинный пирог, и я сразу заподозрила
что-то неладное. Как только кто-либо попробует ломтик, положенный ему на
тарелку, так сразу отодвинет эту тарелку от себя, вроде бы даже с испугом,
но молча. И только жена папиного начальника Вера Сергеевна сказала громко и
решительно:
- Елена Павловна, должна вас огорчить, но в ваш пирог, в тесто,
очевидно, попало тухлое яйцо.
- Не может быть, - сказала мама и покраснела.
Я отломила краешек от ломтика пирога и положила в рот. Ну, знаете...
Впечатление было такое, словно туда попало не одно, а сто тысяч тухлых яиц.
И тут я вдруг все поняла. Карбид... Когда газом выбило пробку из моего
прибора, карбид с водой взлетел под самый потолок и, очевидно, попал в
тесто. Я посмотрела на серьезные, озабоченные лица гостей, вспомнила, что
каждый из них откусил хоть по кусочку, и снова ухватилась за штопор. Но во
второй раз мне им не пришлось воспользоваться.
- Это все ты, - сказала мама. - Это все твои опыты... Мама закусила
губу, и на глазах у нее показались слезы. А когда плачет мама, никому не
хочется cмеяться.
Чтобы как-то сгладить неловкость, папа стал показывать гостям
фотопортрет мамы, который он недавно сам сделал. Мама и в жизни очень
красивая и молодая, а на портрете она получилась совсем красавицей. На
портрете она набросила на плечи платок, наклонила набок и назад голову, над
головой подняла обеими руками бубен, зубы блестят, глаза блестят - Кармен,
да и только.
Гости хвалили портрет, а папа рассказывал, что аппаратом "Комсомолец",
очень простым, с очень примитивным объективом, можно делать прекрасные
снимки, что этот аппарат он мне подарил еще в прошлом году на день рождения,
что я тоже хорошо научилась фотографировать, и показал, какие я сделала
снимки.
Он не сказал при этом, правда, что проявляла фотографии и печатала их
не я, а он сам.
Папа моложе мамы на два года. Я узнала об этом случайно, мама об этом
никогда не говорит, и среди наших гостей папа выглядит совсем как мальчик. В
нашей школе есть десятиклассники, так у них вид солиднее. У них растут усы,
а папа усы бреет.
И сейчас папа быстро и невнятно - когда он волнуется, у него всегда
слово налазит на слово - рассказывал о том, что аппаратом "Комсомолец" можно
делать превосходные снимки даже при обыкновенном вечернем освещении, без
подсветки. А я почувствовала, что сейчас произойдет самое ужасное, и хотя я
по-прежнему сидела на стуле за столом, мне показалось, что я сжалась в
крохотный комочек, и внутри во мне что-то тихо-тихо пищало, как пищит мышь,
зажатая в кулак. И папа действительно сказал:
- Вот сейчас Оля сфотографирует всех нас. Сделаем на память такой
групповой снимок. Принеси аппарат и штатив, - сказал он мне.
- У меня больше нет аппарата, - ответила я.
- А где же он? - удивился папа. Лучше бы он этого не спрашивал. Я
посмотрела на стол и сказала:
- Я его продала.
Папин начальник вдруг громко стал рассказывать, что он недавно ездил на
открытие охотничьего сезона и убил одну утку, что у него было разрешение
убить кабана, но кабан ему, к сожалению, не попался и что волка можно бить в
любое время года и без всякого разрешения. Он, по-видимому, был все-таки
хорошим человеком, этот папин начальник. Всем вдруг стало очень интересно,
много ли еще осталось волков, обо мне все словно забыли, а папин начальник
рассказывал, что в литературе было неправильное представление о том, что
волки достигают 60 - 70 килограммов, а фактически вес наиболее крупных
лесных волков редко превышает 50 килограммов, что в позапрошлом году в
Советском Союзе было истреблено более 28 тысяч волков, а в прошлом году 26
тысяч, а последние данные ему неизвестны, но что ему лично волки ни разу в
жизни не встречались.
И под этот разговор о волках, и об охоте, и о том, что охотников
намного больше, чем волков, гости стали расходиться, а я по-прежнему сидела
за столом и собирала с тарелки крошки от пирога с карбидом и клала их в рот.
И когда гости разошлись, лицо у мамы стало некрасивым, и она начала
кричать, что я совсем от рук отбилась, что я делаю все назло, что я, может
быть, связалась с темными людьми и уже ворую из дома ценные вещи (хотя
фотоаппарат был мой собственный), что папа меня не воспитывает, что он меня
балует, и чтобы он спросил у меня, зачем я продала фотоаппарат и куда я дела
деньги.
- Зачем ты продала фотоаппарат и куда ты дела деньги? - спросил папа,
глядя не на меня, а на пол. Я тоже смотрела не на него, а на пол, но я
чувствовала, куда он смотрит.
- Я не скажу, - ответила я. - Это тайна.
И тут он меня ударил. По щеке. Ладонью. Очень больно. И закричал
визгливым голосом, очень похожим на голос мамы. Вообще, когда он злится, он
становится похожим на маму. И вообще все люди, когда злятся, становятся
похожими друг на друга.
- Я тебе покажу! Иди спать!..
Он по-прежнему не смотрел на меня и тер рукой щеку, как будто это
ударили не меня, а его. Но я теперь посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
- Поздравляю с днем рождения. С днем моего рождения.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Нам очень нужны были деньги.
Перед началом учебного года Витя Сердюк предложил собрать учебники за
шестой класс и продать их.
Я придумала и написала на серой бумаге красными буквами лозунг: "Продав
учебники и купив на полученные деньги конфеты, думай, что корни учения
горьки, но зато плоды его - сладки".
Однако деньги нужны нам были совсем не на конфеты.
За все учебники мы получили два рубля четырнадцать копеек. У нас были
очень потрепанные учебники.
Тогда Витя предложил нам собрать старые газеты. Мы собрали. Больше
всего газет принес Женька Иванов. Женька еще учится в пятом классе, но очень
образованный человек, много читает и входит в нашу компанию.
Витя принес шаблон, который он сам вырезал лобзиком из фанеры. По этому
шаблону он обрезал ножом со специально заточенным кончиком сложенные стопкой
развернутые газетные листы, а когда он сложил один из листов, мы увидели,
что получился кулек. Я принесла немного муки, мы сварили клейстер и стали
клеить кульки. Из газет, которые мы собрали, получилось двести восемнадцать
кульков. Мы отнесли их на рынок, и тетка, которая продает сливы, купила у
нас эти кульки и дала нам за них рубль - по пятьдесят копеек за сотню - и
еще немного слив за восемнадцать кульков.
Мы спросили, нужны ли ей еще кульки, и она ответила, что нужны. Витя
сказал, что кульки и являются единственным правильным путем для выхода из
финансового кризиса. Мы решили, что в следующий раз склеим целую тысячу
кульков. Но когда мы вернулись к себе во двор, там разразился страшный
скандал.
В нашем доме почтальон поднимается на лифте на верхний седьмой этаж, а
потом пешком спускается вниз и бросает в каждый ящик на двери газеты,
журналы и письма. Оказалось, что Женька Иванов поднялся пешком за
почтальоном, а затем спустился буквально вслед за ним, вынимая из каждого
ящика через щель газеты. В этот день газеты получили только в одной квартире
на шестом этаже, где живет какой-то Б. И. Гопник, потому что у него ящик на
двери изнутри, а в двери прорезана щель, через которую и бросают почту.
Жители нашего дома не могли примириться с тем, что они не получили
газет; почтовое отделение не могло примириться с тем, что от подписчиков
поступила целая куча жалоб; наша школа не могла примириться с тем, что
отличника учебы Женьку Иванова недостаточно воспитывает пионерская
организация, а также семья и что он попал под плохое влияние; мы не могли
примириться с тем, что Женька своим легкомысленным поступком поставил всех
нас под удар, и в результате Женьке дома сильно всыпали и перестали
выпускать во двор, а Витя сказал, что, если Женька все-таки порвет оковы и
явится к нам, то мы его под конвоем доставим в место заключения.
После этого Витя Сердюк выдвинул новый проект, который получил у нас
название "операция Радуга". На эту идею натолкнул нас кот, по имени Чудо. Он
и в самом деле представлял собой чудо природы.
В нашем дворе есть шотландская овчарка Леда. Хозяева этой овчарки
трясутся над ней, никого к ней не подпускают, готовят для нее морковные
кисели и выходят из себя, если кто-либо пытается ее погладить. И вот
недавно, когда Леду спустили с поводка, она вдруг помчалась к ящикам,
которые всегда стоят у заднего входа в гастроном - он выходит в наш двор. А
из-за ящиков медленно и спокойно вышел большой белый кот. Мы думали, что
Леда сейчас разорвет кота на клочки, но это был какой-то особенный кот. Он
даже не выгнул спину и не распушил хвост. Он просто легким, мне показалось,
даже ленивым взмахом лапы провел когтями по Лединому носу. Овчарка
взвизгнула и, упираясь всеми четырьмя лапами, присела. Кот негромко фыркнул
и снова поднял лапу. Тут Леда с визгом бросилась наутек, прибежала к своей
хозяйке и зарылась, повизгивая, носом к ней в юбку, а хозяйка стала кричать,
что это безобразие, что во дворе нет прохода от детей и котов, что негде
погулять собаке.
Мы все были очень благодарны этому коту: приятно, когда на твоих глазах
наказывают нахала. Витя подозвал кота, и тот все так же неторопливо подошел
к нему и стал тереться о его ногу.
- Послушайте, - вдруг обрадовался Витя, - этот кот слепой!
- Скажи еще, что он черный и с шестью ногами, как таракан, - сказал
Сережа.
И я тоже сказала, что это чепуха, потому что слепой кот не мог бы
попасть так точно Леде по носу и не подошел бы к Вите, когда тот его позвал.
Витя взял кота на руки и потребовал:
- Посмотрите на его глаза.
Глаза у кота, как мне показалось, были самые обыкновенные, такие же,
как у всех котов.
- Они голубые, - сказал Витя, как человек, который сделал важное
открытие. - А кот - белый.
И Витя рассказал, что читал в какой-то научной книге, что белые коты с
голубыми глазами обязательно бывают слепыми.
- Я не знаю, что написано в твоей книге, - сказал Сережа, - но так как
этот кот действительно белый и у него действительно голубоватые глаза, то
книга твоя ничего не стоит. Этот кот - зрячий.
В ответ на это Витя сказал, что заберет кота к себе и что мы
экспериментальным путем установим - слепой это кот или нет, так как ударить
Леду по носу и подойти, когда его зовут, кот мог, используя свой слух и
обоняние.
Я никогда не представляла себе, что это такое сложное дело - проверить,
видит животное или оно слепо. Мне было поручено вести протокол наших
экспериментов. Задачей первого опыта было проверить, изменится ли поведение
кота, если ему завязать глаза.
Мы завязали коту глаза платком, и его поведение действительно
изменилось. Он стал кататься по полу и сдирать повязку. Сережа сказал, что
уже один этот факт показывает, что кот зрячий, что повязка ему мешает, но
Витя возразил и, по-моему, правильно, что даже слепой кот точно так же не
стал бы мириться с повязкой на морде.
Таким же бесполезным оказался опыт с блюдечком молока. Мы ставили его в
разных углах комнаты, и кот каждый раз к нему подходил. Но он теоретически
мог найти это блюдце по запаху молока.
С другой стороны, когда мы привязали за нитку кусочек ваты и стали
дергать эту вату то вверх, то вниз, кот не обращал на нее никакого внимания.
Сережа сказал, что это не является доказательством слепоты, так как с ваткой
играют и обращают на нее внимание только котята, а старому коту такая игра
совершенно неинтересна. Сережин дедушка, например, всегда садится читать
газету, когда по телевизору передают футбол, а Сережа и Сережин папа не
могут оторвать глаза от экрана.
Так мы в этот день и не выяснили, слепой это кот или зрячий. А на
следующий день Витя сказал, что он целую ночь думал, как это проверить, и
что он придумал способ и уже совершенно точно установил, что кот этот
является чудом природы, потому что, несмотря на белый цвет и голубые глаза,
все видит. Витя повел нас к себе и показал, как он это установил. Он зажег
настольную лампу, принес мамину пудреницу, раскрыл ее, взял кота и направил
ему в глаза зайчика. Мы увидели, что зрачок у кота сузился.
- А раз под действием света у него сужается зрачок, значит, он
воспринимает свет, - сказал Витя. - А раз он воспринимает свет, значит, он
видит.
Но Вите не хотелось примириться с тем, что кот противоречит выводам
науки. И он решил перекрасить кота.
Я в жизни не видела такого исцарапанного человека, как Витя. И в жизни
не видела такое странное животное, как крашеный кот. У Вити по носу, губам и
подбородку проходили красные полосы, как меридианы на глобусе. А кот
выглядел еще более странно: Витя успел только сделать черную с разводами
полосу у него на спине и покрасить хвост. Витя уверял, что довел бы дело до
конца, если бы не вмешалась бабушка.
Но крашеным котом неожиданно заинтересовался один из жителей нашего
дома. Он долго расспрашивал Витю о том, какую краску он применял, стойкая ли
это краска, а уходя, сказал со вздохом, что в области крашения химия еще
отстает от жизни. Может быть, я ошибаюсь, я никому не сказала об этом, но
мне показалось, что у этого человека волосы неестественно черного цвета.
И вот тут-то Витя выдвинул свой план "операция Радуга". Он предложил
устроить красильню. В нашем доме по проекту должна быть дворовая прачечная.
В подвале. Но не хватило какой-то арматуры, и прачечную пока не открыли.
Витя предложил использовать это помещение.
- Вначале мы будем красить бесплатно, - сказал Витя, - для того, чтобы
о нас узнало побольше людей и чтобы заказчики убедились в нашей
добросовестности и высоком качестве окраски. А потом, когда о нас узнают, мы
начнем брать деньги.
Но даже и бесплатно никто и ничего не хотел красить, хотя мы ходили из
квартиры в квартиру и всюду предлагали свои услуги.
- Ничего, - говорил Витя, - для взрослых характерна такая
недоверчивость. Важно их переубедить, а потом к нам будут стоять в очереди.
Нам все-таки удалось уговорить старушку из восемнадцатой квартиры дать
нам в окраску скатерть, которую ее первоклассник-внучек, как и полагается,
залил чернилами в первый же день учебного года.
- В какой же цвет вам ее покрасить? - спросил Витя. Скатерть была
голубая, а большое чернильное пятно - фиолетовое.
- В синий, - сказала старушка. - В темно-синий. Чтоб пятно было не так
заметно.
- Ну зачем же в синий, - стал разубеждать ее Витя. - Лучше мы вам ее
сделаем цвета бордо.
- А какой это "бордо"?
- Темно-красный... Ну, как борщ.
- А, бурдовый, - сказала бабушка. - Хорошо.
Мы обесцветили скатерть, выварив ее в растворе хлорной извести, так что
она стала совсем белой, а затем долго варили ее в краске.
- Главное, чтобы скатерть равномерно окрасилась, чтобы не было пятен и
всяких там разводов, - говорил Витя.
Скатерть очень хорошо окрасилась. Мы просто любовались, какого она
стала густого вишневого цвета, о котором Витя сказал, что это и есть
настоящий бордо - цвет знаменитого французского вина. Еще влажной мы отнесли
ее нашей заказчице. Бабушка была очень довольна нашей работой и хотела дать
нам денег на конфеты, но Витя отказался и сказал:
- Нам не нужны конфеты. Но расскажите, пожалуйста, своим знакомым, что
мы хорошо и добросовестно покрасили вашу скатерть. Это нам очень нужно,
потому что мы собираемся расширять производство.
Бабушка пообещала рассказать всем своим соседям, какие мы хорошие
красильщики, и пожалела, что ей больше нечего дать нам в окраску.
Мы вернулись в нашу красильню, чтобы покрасить Витину белую рубашку в
черный цвет - Витя говорил, что черные рубашки модны и не так пачкаются, как
светлые.
Мы развели черную краску, но в это время снова пришла старушка со
скатертью. У нее тряслись щеки от негодования. Она сказала, что никому нас
не посоветует. Только она прогладила утюгом скатерть, чтобы быстрее
подсушить ее и накрыть стол, как скатерть прямо под руками стала распадаться
на хлопья. И она вытащила из кошелки и бросила на пол эту распадающуюся на
хлопья скатерть. И ушла.
Я взяла в руки кусочек скатерти. Она была очень красивого цвета. Не
такого, правда, как когда она была еще влажной, но все равно очень
красивого. Мне было жалко старушку и стыдно перед ней, потому что Витя
объяснил, что это наша вина: мы, по-видимому, передержали скатерть в хлорной
извести.
Так провалилась наша "операция Радуга". И вот тогда я решила продать
свой фотоаппарат. Я взяла его с собой в школу, на всех переменках я
фотографировала кого придется, а после уроков мы с Витей пошли в
комиссионный магазин.
В магазине пахло нафталином и еще тем кисловатым особым запахом, какой
издают старые рояли. В этом магазине продавались странные вещи. Например,
столовый сервиз за две тысячи рублей. Как автомашина. Ничего особенного,
тарелки с картинками: французские крестьянки и крестьяне играют на дудочках
и пасут овечек. Кому может понадобиться сервиз за две тысячи рублей? Или
бронзовый бульдог с раскрытой пастью - двести восемьдесят рублей. Бронзовый
памятник с собачьей могилы. Интересно, сколько он весит? И кто его купит?
А мой аппарат принять отказались. Сказали, что, во-первых, у детей
магазин вообще ничего не принимает на комиссию, а во-вторых, не принимают
таких аппаратов.
По правде говоря, мне было очень приятно, что ребята смотрели на меня,
как на героиню, когда я сказала, что продам свой фотоаппарат. Но сейчас я
почувствовала большое облегчение и тихо радовалась про себя, что продавщица
не приняла мой фотоаппарат и что нам не удалось его продать.
... ... ...
Продолжение "Девочка и птицелет" Вы можете прочитать здесь
Читать целиком |
Девочка и птицелет