Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Нестеренко, Юрий - Нестеренко - Дом

Фантастика >> Советская фантастика >> Авторы >> Нестеренко, Юрий
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Джордж Райт. Дом

---------------------------------------------------------------

© Copyright Юрий Нестеренко

Email: comte@complife.net

WWW: http://yun.complife.net/

16 Aug 2002

---------------------------------------------------------------



     -- Мосье, к вам мосье де Монтре.

     Жак Дюбуа брезгливо поморщился.

     -- Скажите, что я не могу его принять.

     Однако посетитель, решительно отодвинув слугу, уже входил в кабинет. Тонкие черты породистого лица, безупречный костюм, еле уловимый запах дорогого лосьона -- все в вошедшем говорило о принадлежности к старинному дворянскому роду, не имеющему ничего общего с наскоро купленными баронствами нуворишей; такие манеры формируются столетиями. Даже и теперь де Монтре держался с достоинством, мало вязавшимся с целью его визита.

     -- Если вы пришли просить об отсрочке, граф, то напрасно теряете время, -- сказал Дюбуа. -- Срок ваших закладных истек, деньги вами не внесены, и дом становится моим по праву.

     -- Никто не оспаривает ваших прав, мосье, -- ответил де Монтре,

     -- я лишь прошу вас войти в мое положение. Мои предки жили в этом доме на протяжении трех столетий. Я понимаю ваше желание приобрести старинный особняк; вы достаточно богаты, чтобы сделать это. Но ведь, помимо моей усадьбы, существуют и другие...

     -- Мне нравится именно ваша, и покончим с этим.

     -- Мосье Дюбуа, я ведь не прошу вас аннулировать долговые обязательства. Вы получите свои деньги, но чуть позже, как только мои обстоятельства поправятся...

     -- Ваши обстоятельства никогда не поправятся, и если вы сами это не понимаете, то вы еще больший глупец, чем я думал.

     -- Как вы смеете говорить со мной в таком тоне!

     -- Смею, мосье Арман Филипп граф де Монтре, еще как смею! Я, жалкий ничтожный плебей, предков которого ваши предки могли просто ради забавы травить собаками, теперь говорю с вами так, как мне вздумается, и вы будете меня слушать! Вы правили Францией на протяжении столетий, проигрывали от скуки огромные состояния, устраивали оргии, достойные Калигулы, вам принадлежало все -- власть, почет, женщины -- но теперь ваше время кончилось! Вы бездарно спустили капиталы, награбленные вашими предками в крестовых походах и междуусобных войнах, отнятые у тех, кто всю жизнь добывал свой хлеб в поте лица -- и теперь власть перешла к тем, кто ее действительно достоин. Третье сословие -- это все, слышали такой лозунг? В своей аристократической спеси вы не пожелали ударить палец о палец, чтобы спасти положение; вы презирали коммерцию -- ну конечно, торговать куда менее достойно, чем насиловать крестьянок. Посмотрите на себя, граф де Монтре! Даже теперь, дойдя до полного разорения, вы тратите последние деньги на дорогие костюмы и лосьоны! Нет, я не испытываю ни малейших угрызений совести, отнимая у вас дом. Я получаю его по справедливости, приобретаю на деньги, которые честно заработал, а не унаследовал от придворного лизоблюда или разбойника в доспехах.

     Лицо графа побледнело, рука стиснула набалдашник трости, однако де Монтре совладал с собой. Он резко повернулся и направился к двери. На пороге он остановился и произнес почти безучастно:

     -- Вам не будет покоя в моем доме. Ни вам, ни вашей шлюхе, -- после чего стремительно вышел.

     "Шлюха, -- усмехнулся про себя Дюбуа, -- ну и что, что шлюха? Можно подумать, что его аристократки -- непорочные девы. Во всей истории Франции была только одна девственница, да и ту сожгли на костре... " -- Дюбуа полагал, что по части остроумия он тоже не уступит завсегдатаям аристократических салонов. Мысли его обратились к Жаннет. Он действительно подобрал ее на панели -- в самом начале ее карьеры, прежде, чем очарование молодости успело поблекнуть под бременем профессии. Жаннет жила у него уже полгода -- и жила весьма неплохо, так что всем этим разорившимся графиням впору только завидовать; должно быть, она и сама теперь с удивлением вспоминала о временах, когда была уличной проституткой. В последнее время она, пожалуй, даже слишком избаловалась и стала позволять себе капризы, но Дюбуа находил в этом даже особое удовольствие: человеку, который с малолетства привык пробивать себе дорогу зубами и когтями, быстро надоедает покорность.

     Дюбуа вынул из кармана часы на золотой цепочке, бросил взгляд на циферблат и поднялся из-за стола. Завтра в это время, подумал он, Жаннет сможет почувствовать себя почти графиней де Монтре.


     Карета въехала в ворота, украшенные гербом рода де Монтре; колеса зашуршали по гравию подъездной аллеи. Откинув занавеску на окне, Жаннет с любопытством разглядывала свое новое жилище, или, как выразился Дюбуа, "загородную резиденцию". Старинный трехэтажный особняк больше походил на крепость, чем на жилой дом; массивные стены, обросшие мхом у основания, узкие, особенно в восточном крыле, словно прячущиеся в нишах окна, тяжелые ставни и двери угрюмо контрастировали с веселым летним небом и ярким солнцем. Даже в пышной зелени сада чудилось что-то зловещее, словно в болотной траве, скрывающей гибельную трясину.

     -- Не очень-то здесь уютно, -- произнесла с сомнением Жаннет.

     -- Здание построено в шестнадцатом веке, -- с видом знатока ответил Дюбуа, -- а это были довольно смутные времена. С тех пор, конечно, дом не раз ремонтировался и обновлялся. Но все же это самое настоящее старинное родовое гнездо. Ты будешь жить здесь, как графиня.

     Жаннет ничего не ответила; она не строила иллюзий относительно своего будущего и понимала, что рано или поздно Дюбуа наскучит ею и возьмет новую "графиню" -- или даже вслед за настоящим дворянским особняком обзаведется настоящей женой-аристократкой. Впрочем, за прошедшие полгода она кое-что скопила и рассчитывала к тому же на щедрый подарок при расставании; а там, конечно, сыщется еще какойнибудь нувориш, для которого физические данные женщины куда важнее ее репутации.

     На крыльце их встретил Пьер Леруа, нанятый новым владельцем мажордом. В холле ожидала прислуга. Дюбуа нетерпеливым жестом отпустил слуг и обратился к Леруа:

     -- Покажите нам дом.

     -- Да, мосье, -- поклонился тот, -- но, может быть, мадам желает отдохнуть с дороги?

     Жаннет улыбнулась: ее назвали "мадам", словно она и впрямь была законной супругой владельца поместья.

     -- Мадам отдохнет позже, -- сказал Дюбуа. -- Ведите нас.

     -- Как скажете, мосье.

     Они прошли через сумрачный холл с потемневшими от времени портретами на стенах и огромным камином, похожим на старинную башню, и поднялись по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. Миновав несколько комнат, меблировка которых, кажется, не менялась со времен Людовика XV, они оказались перед массивной дубовой дверью.

     -- Кабинет графа, -- объявил мажордом и взялся за тяжелую бронзовую ручку. Однако дверь не открылась.

     -- Странно... -- пробормотал Леруа, -- я помню, что оставил дверь отпертой.

     -- У вас ключ при себе? -- спросил Дюбуа с ноткой раздражения в голосе.

     -- Да, конечно... -- мажордом отпер дверь.

     В последний момент в мозгу Дюбуа мелькнула мысль, что дело здесь нечисто, и он почти грубо отодвинул Жаннет в сторону. В следующий миг дверь беззвучно отворилась.

     Посередине кабинета, лицом к вошедшим, сидел в кресле граф де Монтре. Выстрел снес ему полчерепа; все вокруг было забрызгано кровью и сероватыми каплями мозга. Рука с пистолетом бессильно свешивалась с подлокотника.

     -- Что там? -- с испуганным любопытством спросила Жаннет, неуверенно пытаясь заглянуть через плечо Дюбуа. Тот оттеснил ее от кабинета.

     -- Тебе ни к чему на это смотреть. Де Монтре... он застрелился, чтобы досадить нам.

     Жаннет тихо вскрикнула.

     -- Не волнуйся. Конечно, это неприятно, но ничего страшного не произошло. Люди умирают каждый день тысячами, -- Дюбуа повернулся к мажордому. -- Как, черт побери, он оказался в кабинете?

     -- Не знаю, мосье, -- развел руками Леруа. -- Конечно, у графа были ключи от всех дверей, а главный вход -- не единственный в доме. Он мог войти еще до прибытия новых слуг и где-то прятаться...

     -- Неужели никто не слышал выстрела?

     -- Вы же сами видите, какие здесь двери и стены. Если никого не было поблизости, то нет ничего удивительного.

     -- Черт побери, эти аристократы всегда были позерами... Ну уж передо мной мог бы не устраивать представление, я ведь толстокожий буржуа, бесчестный и бесчувственный денежный мешок -- так, кажется, они нас аттестуют? Этот человек прожил никчемную жизнь и умер никчемной смертью. Ладно, Леруа, займитесь формальностями.

     Формальности не отняли много времени. Прибыли полицейский инспектор Леблан и врач по фамилии Клавье; осмотр места происшествия не оставил у них никакого сомнения в факте самоубийства, и тело увезли.

     -- Сколько прежних слуг осталось в поместье? -- спросил Дюбуа у мажордома.

     -- Трое, мосье. Садовник, который слишком стар, чтобы искать новое место, кухарка, надеющаяся, что новый хозяин будет платить исправней прежнего, и конюх, он же кучер -- этому малому вообще все безразлично.

     -- Значит, остальные пожелали покинуть дом, когда узнали, что он перейдет ко мне? Хм... странная преданность, если учесть, что им недоплачивали. Не хватало еще, чтобы из-за этого нелепого инцидента разбежались и новые слуги. Соберите всех.

     Дюбуа обратился к слугам с краткой речью, в которой сообщил, что весьма сожалеет о случившемся печальном происшествии, однако в смерти графа де Монтре не может быть обвинен никто.

     -- Ни я и никто другой не заставляли графа жить не по средствам и залезать в долги. Когда человек прыгает с обрыва и разбивается о камни, виноваты не камни, а человек. Я буду совсем иным хозяином, чем де Монтре; ни один из моих людей не будет иметь оснований сетовать на мизерное или задержанное жалование. Я всегда плачу по счетам.

     Подействовали ли слова о жаловании, или слуги просто не обладали той чувствительностью, которой так опасался Дюбуа, но ни один из них не выразил желания уволиться. Новый хозяин совсем уже успокоился, как вдруг Жаннет, окончательно убедившись в неизменности планов Дюбуа, набралась смелости и заявила, что не может остаться жить "в этом ужасном доме".

     -- Вздор, Жаннет, что за глупости? -- устало отмахнулся предприниматель. -- Де Монтре как раз и добивался, чтобы мы отказались здесь жить. Ты же не хочешь, чтобы его безумная идея увенчалась успехом?

     -- Жак, не говори так... о мертвом...

     -- Мертвый он опасен еще менее, чем живой. Жаннет, мы живем в просвещенное время в просвещенной стране, и не забивай свою хорошенькую головку всяким суеверным вздором. Ну и что с того, что де Монтре застрелился здесь? Всякий дом, построенный более полувека назад, был свидетелем смертей своих хозяев.

     -- Но эта смерть... такая ужасная...

     -- Напротив, она была мгновенной и безболезненной. Меня вообще удивляет ненормальный интерес людей к насильственной смерти. Так называемая естественная смерть от какой-нибудь болезни часто куда более мучительна, однако она никого не волнует; но стоит где-то прогреметь выстрелу, как целая толпа сбегается потрепетать в ужасе.

     Жаннет не отважилась настаивать и дальше, понимая, что только разозлит Дюбуа; однако его разумные доводы не могли почему-то развеять ее тоску и тяжелые предчувствия. Впрочем, горничная Жаннет (у нее теперь была горничная, как у настоящей госпожи), разбитная и легкомысленная девица по имени Мари, не разделяла тревог своей хозяйки и в конце концов даже сумела рассмешить ее. Но к вечеру страх снова начал овладевать Жаннет. Последний отблеск солнца истаял на западе; над домом опустилась хмурая ночь. Ветер гулял в листве разросшегося сада; одинокая ветка скреблась в окно, словно кто-то неведомый просил: "Впустите... впустите меня... " Из окон спален открывался вид на ночной лес; ни единого огонька не было видно в той стороне. Где-то в доме поскрипывали старые половицы.

     Наконец отворилась дверь, и в спальню трясущейся от страха Жаннет вошел Дюбуа.

     -- Милый, как я рада, что ты пришел!

     -- Я пришел не для того, чтобы разговаривать, -- промурлыкал под нос Дюбуа, развязывая пояс халата.

     Внезапно из-за туч вышла луна, озарив комнату мертвенным светом; и в ту же минуту откуда-то издалека донесся высокий и протяжный звук, тоскливый, как плач неприкаянной души.

     -- Боже мой, Жак, что это?! -- в ужасе воскликнула Жаннет.

     -- Собака воет, только и всего, -- ответил Дюбуа с ноткой раздражения в голосе, наваливаясь на нее всем телом. Но через несколько минут он с отвращением убедился, что не может преуспеть в своем деле: проклятый вой мешал ему, не давал сосредоточиться. Красный от злости и смущения, Дюбуа вынужден был удалиться в свою спальню.


     Наутро, выглянув в окно, Дюбуа заметил конюха, идущего через двор с ведром в руке. Хозяин окликнул слугу и спросил, есть ли в имении собаки.

     -- Нет, мосье! -- ответил тот, подходя ближе к окну.

     -- Нет? Но до деревни довольно далеко; что же за пес выл вчера ночью?

     -- Пес, мосье?

     -- Ну да, да; неужели ты не слышал вой?

     -- Это не пес, мосье. Это волк выл в лесу.

     -- Волк? -- удивился Дюбуа. -- В этих местах есть волки? -- он вдруг вспомнил, что волк изображен на гербе де Монтре, и, усмехнувшись про себя, уже приготовился услышать деревенскую легенду о волкеоборотне, воющем всякий раз, когда умирает кто-нибудь из графского рода. Но вместо этого парень просто ответил:

     -- Есть, мосье, хотя и не очень много. Обычно они нам не докучают, тем более в эту пору, в конце лета, когда в лесу еще достаточно корма.

     -- Ну что ж, будет на кого поохотится, -- сказал Дюбуа. Доселе ему не приходилось участвовать в этой забаве помещиков, но он намеревался наверстать упущенное.


     Прошло несколько дней. Жизнь в поместье вошла в нормальное русло; никто не вспоминал, во всяком случае вслух, о трагическом происшествии, омрачившем прибытие новых хозяев. Дюбуа получал по почте отчеты своих управляющих, из коих следовало, что его финансовые дела обстоят превосходно. Даже волчий вой не беспокоил больше обитателей дома. Правда, чувство смутной тревоги не покинуло до конца Жаннет; она и сама затруднялась объяснить его причину, Дюбуа же полагал причиной угрюмую архитектуру старинного здания и велел лучше освещать его по вечерам, однако не захотел вносить иных изменений в архаичное убранство помещений, желая сохранить стиль "настоящего родового гнезда". Он был особенно ласков с Жаннет в эти дни, и та, чтобы не выглядеть неблагодарной, скрывала от него свое затаенное чувство дискомфорта.

     Но вот однажды ранним утром Дюбуа проснулся от громкого стука в дверь.

     -- Мосье, пренеприятное происшествие! -- услышал он голос мажордома.

     -- Что еще такое?

     -- Садовник, мосье... Обычно по утрам он приходил на кухню, чтобы выпить стакан молока и поболтать с кухаркой. Но сегодня он не пришел, и кухарка встревожилась, не заболел ли он...

     -- Короче, что с ним стряслось?

     -- Похоже, что он мертв, мосье...

     Дюбуа с проклятиями вылез из-под одеяла. Выйдя в коридор, он увидел Жаннет, стоявшую в халатике на пороге своей спальни; лицо ее было бледно, в глазах читался испуг.

     -- Надеюсь, на сей раз речь не идет о насильственной смерти? -- воскликнул Дюбуа.

     -- Не знаю, мосье, но признаков насилия незаметно. Вам лучше самому взглянуть. За врачом и полицией уже послали.

     Мысленно чертыхаясь по поводу подобных нелепых совпадений, Дюбуа зашагал вслед за мажордомом через сад; его туфли и полы халата сразу намокли от росы. На скамейке перед домиком садовника плакала и звучно сморкалась старуха кухарка; одна из молодых горничных успокаивала ее. Дюбуа вошел внутрь.

     Старик в нижнем белье лежал на полу в метре от кровати, скорчившись и вцепившись в грудь белыми костлявыми пальцами. Его посиневшее лицо было искажено гримасой ужаса; на губах засохла пена. "Лучше ничего не трогать до прихода полиции", -- подумал Дюбуа.

     Вскоре прибыл доктор Клавье. Поздоровавшись с хозяином поместья и выразив подобающее сожаление по поводу очередного "печального происшествия", он прошел в комнату садовника. Затем появился Леблан.

     -- Вряд ли для вас здесь найдется работа, инспектор, -- приветствовал его Клавье.

     -- Вы полагаете, это естественная смерть?

     -- Вне всякого сомнения. Сердечный приступ, что совсем неудивительно в таком возрасте.

     -- Но слуга из поместья, примчавшийся ко мне, сказал, что старика задушили.

     -- Нет, ничего подобного. Хотя такая ошибка вполне понятна, если взглянуть на тело. В некотором роде он действительно умер от удушья, но вызвано оно не внешними, а сугубо внутренними причинами.

     -- Ну что ж, доктор, я полагаюсь на вашу компетентность. Признаться, менее всего мне хотелось бы распутывать дело об убийстве. Мосье Дюбуа, весьма сожалею, что вынужден второй раз наносить вам визит по столь неприятному поводу. Надеюсь, больше этого не случиться. Как говорил мой знакомый, лейтенант артиллерии, снаряды не попадают дважды в одно место.

     Разумеется, смерть садовника произвела удручающее впечатление на всех в доме, и в первую очередь на Жаннет. Но Дюбуа даже не дал ей раскрыть рта.

     -- Старик умер во сне от сердечного приступа; в этом нет абсолютно ничего необычного, -- сказал он тоном, не терпящим возражений.

     -- Придется нанять нового садовника, только и всего.

     Жаннет печально вздохнула.


     Миновало три дня. Утром четвертого почтальон доставил Дюбуа письмо. Прочитав его, предприниматель объявил Жаннет, что дела требуют его присутствия в Париже. Жаннет при этом известии отвернулась и закусила губу; казалось, она вот-вот расплачется.

     -- Я вернусь сегодня же вечером, -- сказал Дюбуа, -- в крайнем случае -- завтра днем.

     -- И бросишь меня на все это время одну в этом ужасном доме!

     -- Одну? Что ты такое говоришь? В доме полно слуг. Разве эта хохотушка Мари больше не развлекает тебя? И ничего ужасного в м о е м доме нет!

     -- Жак, пожалуйста, не оставляй меня! Мне плохо здесь... без тебя.

     -- Жаннет, но я должен ехать! От этого зависит исход важной сделки.

     "Сделка тебе важнее, чем я! " -- хотела воскликнуть Жаннет, но вовремя прикусила язык. На подобную фразу Дюбуа наверняка ответил бы: "Конечно, важнее. " Он сказал бы такое даже своей жене, а ведь она -- всего лишь содержанка. Купленная за побрякушки, за дорогие наряды, за горничную Мари... и теперь уже не мыслящая жизни без всего этого, а значит, обязанная повиноваться своему господину.

     Дюбуа велел запрягать, а сам прошел в кабинет, чтобы еще раз просмотреть кое-какие бумаги. Через некоторое время, оторвавшись от этого занятия, он с удивлением обнаружил, что лошади еще не готовы. "Что он там копается, " -- недовольно пробурчал предприниматель, имея в виду кучера, и направился к двери, чтобы лично выяснить этот вопрос. Из окна он видел, что дверь конюшни полуоткрыта; когда на его громкий оклик никто не отозвался, Дюбуа, повинуясь скорее инстинкту, чем рассудку, вернулся и прихватил с собой пистолет. Впрочем, собственная тревога показалась ему смешной: "Неужели я стал заражаться страхами Жаннет? " Однако всякое желание смеяться у него пропало, когда он заглянул в приоткрытую дверь.

     Кучер лежал у самого входа с проломленной головой; кажется, после страшного удара он сумел еще отползти к дверям, прежде чем смерть настигла его. Его убийца, вороной жеребец, не отличавшийся прежде буйным нравом, всхрапывал, дико скашивал глаза, брыкался и бил землю окровавленным копытом. В следующий момент он сорвался с привязи и бросился вон из конюшни, прямо на опешившего Дюбуа. Тот, однако, успел вскинуть пистолет и выстрелить почти в упор. Конь упал и забился в агонии; кровь толчками выплескивалась из раны. Дюбуа с отвращением отвернулся.

     На этот раз Леблан не удовольствовался утверждением доктора о явном отсутствии следов злого умысла. Он окинул Дюбуа хмурым и подозрительным взглядом и объявил, что проведет тщательное расследование и допросит всех, находившихся в доме.

     -- Черт побери! -- воскликнул владелец дома, -- не хотите же вы сказать, что это убийство!

     -- Я ничего не хочу сказать, мосье, -- неприветливо ответил полицейский, -- я только знаю, что это уже третья внезапная смерть в вашем поместье всего за несколько дней. Три снаряда, попавшие в одну воронку -- это, согласитесь, подозрительно.

     -- Но между этими смертями нет никакой связи... и в них нет никакого смысла. Все они вполне объяснимы. Совершенно очевидно, что это просто несчастливое совпадение.

     -- По роду своей службы я не должен верить в совпадения, -- холодно заметил Леблан.

     Расследование затянулось на несколько часов. Инспектору так и не удалось отыскать оснований, позволяющих квалифицировать происшествие иначе, чем несчастный случай. Наконец он удалился явно недовольный, бросив на прощание фразу: "Будьте осторожны, мосье Дюбуа". Фразу это можно было понимать двояко: "опасайтесь неизвестного убийцы" или "берегитесь разоблачения".

     Когда все кончилось, ехать в Париж было уже поздно, да и нового кучера надо было где-то искать. Дюбуа вынужден был отказаться от поездки, с негодованием чувствуя, что выгодная сделка уплывает из рук. Но неприятности этим не ограничились. Сразу несколько слуг потребовали расчет. Дюбуа все же удалось отговорить их; он обещал им прибавку к жалованию, понимая, что если из-за бегства слуг дурная слава дома возрастет, платить придется еще больше. Конечно же, не обошлось без сцены с Жаннет, заявившей о категорическом нежелании жить "под одной крышей со смертью" (должно быть, это выражение она почерпнула из одного из бульварных романов, которые читала в последнее время в больших количествах). Дюбуа сначала уговаривал ее, потом накричал, потом все-таки завершил дело миром, скрепив соглашение дорогим ожерельем, которое прежде хотел преподнести в более подходящей обстановке. При этом он подумал, что, будь на месте Жаннет самая добродетельная супруга, спор был бы решен таким же образом, и презрительное отношение к проституткам совершенно не оправдано: все женщины -- одинаково продажные твари.


     Вскоре почта известила Дюбуа, что его скверные предчувствия оправдались: его несостоявшейся поездкой воспользовался конкурент, и то, что должно было принести прибыль, теперь оборачивалось убытками. Казалось бы, все подталкивало Дюбуа к отъезду в город; однако он был упрям и не привык отступать перед препятствиями -- напротив, чем серьезнее они казались, тем больше крепла его решимость преодолеть их; не будь этого качества, он не сделал бы карьеры от мальчишки-газетчика до преуспевающего дельца.

     Вечером того же дня, когда пришло огорчительное известие, хозяин дома и его любовница сидели в столовой в ожидании ужина. Дюбуа машинально перегибал и складывал салфетку: пополам, еще пополам... Он всегда проделывал подобное, когда бывал раздражен. Неожиданно в столовую вбежал запыхавшийся лакей, в обязанности которого входило прислуживать за столом.

     -- Мосье, мосье! Кухарка...

     -- Только не говори, что она мертва! -- воскликнул Дюбуа.

     -- Еще нет, мосье... но, кажется, ей очень худо.

     Старухе действительно было худо: она задыхалась, лицо ее посинело, тело содрогалось в судорогах. На полу валялась большая ложка с остатками пищи. Очевидно, кухарка поперхнулась, пробуя собственное блюдо; Дюбуа, впрочем, понял это не сразу -- сначала у него мелькнула мысль о яде. Одна из служанок пыталась оказать помощь, другая побежала за доктором. Но к тому времени, как прибыл Клавье, все было уже кончено. Список мертвецов снова пополнился.

     На этот раз Леблан был, кажется, полон решимости кого-то арестовать. Он самым тщательным образом восстанавливал картину происшествия; выяснилось, что на момент, когда произошло несчастье, лишь лакей и одна из служанок не имели алиби. Инспектор, однако, не стал их задерживать, а предложил хозяину и доктору обсудить положение.

     Все трое прошли в кабинет Дюбуа, некогда ставший местом гибели де Монтре; предпринимателя нимало не смущало последнее обстоятельство.

     -- Я убежден, что мы имеем дело с преступлением, -- сказал без предисловий Леблан. -- Точнее, с серией преступлений.

     -- По-вашему, я убиваю собственных слуг? -- взвился Дюбуа.

     -- Нет, вполне очевидно, что это не вы. В последнем случае вы просто не могли этого сделать -- если, конечно, весь дом не в сговоре и не выгораживает вас специально. Но сговор между убийцей и жертвами -- абсурд.

     -- Не меньший абсурд, чем убийство без мотива!

     -- Видите ли, -- откашлялся доктор, -- чисто теоретически у вас могла быть причина... Я вообще-то не специалист по душевным болезням; у нас тут, в сельской местности, с ума сходят редко. Но буквально на днях мне попалась одна статья... Иногда человек, совершив некий поступок, подсознательно сожалеет о нем и пытается исправить содеянное. При этом он действует как сомнамбула, не осознавая своих поступков и не помня о них. Ну и, поскольку вы косвенно причастны к смерти графа де Монтре...

     -- Чепуха, -- отрезал Дюбуа. -- По-вашему, я подсознательно пытаюсь исполнить его проклятие и лишить себя покоя? Но я не испытываю никакой вины, ни сознательной, ни подсознательной. Не вижу причин церемониться с этими засохшими ветвями старинной аристократии.

     -- Так или иначе, у вас алиби, -- вмешался инспектор, -- и мы можем не рассматривать экзотическую гипотезу доктора.

     -- Ваша гипотеза кажется мне не менее экзотичной, -- заметил Дюбуа, -- вы говорите об убийствах, но ведь все произошедшее -- несчастные случаи.

     -- Не так уж трудно было подстроить три последние смерти, -- возразил инспектор. -- Чтобы вызвать ночью сердечный приступ у старика, достаточно хорошо напугать его. То же относится и к поперхнувшейся старухе. А в питье лошади можно было подмешать возбуждающий препарат.

     -- По-вашему, за всем этим стоит кто-то из слуг?

     -- Нет, не они. И не ваша... гм... подруга. Еще римляне, расследуя преступление, первым делом задавались вопросом: кому выгодно? У вас, очевидно, есть враги?

     -- Как и у всякого делового человека. Но никто из них не стал бы сводить счеты способом, достойным готического романа. К тому же если кто-то хочет разделаться со мной, причем тут мои слуги?

     -- Верно, дело здесь не в ваших конкурентах. Больше похоже на месть, причем преследующую определенные цели. Такое впечатление, что кто-то стремится выжить вас из этого дома, попутно сильно сбив его цену за счет дурной славы. Для этого он убивает слуг, которые служили прежде роду де Монтре, а затем, так сказать, предали его, перейдя к вам...

     -- Иными словами, кто-то из де Монтре хочет по дешевке выкупить родовое гнездо? Но покойный граф был последним в роду, у него не осталось родственников. Я выяснял это.

     -- В таких делах никогда нет полной уверенности. Родственник может быть дальним и носить другую фамилию; это может быть просто друг и наконец... даже сам граф Арман де Монтре.

     -- Покойник? Вы же сами видели тело.

     -- Теперь я не уверен, что мы видели тело графа. Вы же помните, лицо было обезображено выстрелом. Конечно, тогда возникает вопрос, чей же труп нам подсунули... но это уже отдельная тема. Зато смотрите, как сходится все остальное. Граф знает свой дом лучше, чем кто бы то ни было, и у него есть ключи от всех дверей; ему не составляет труда проникнуть куда угодно. И, разумеется, одного его появления достаточно, чтобы смертельно, в буквальном смысле этого слова, напугать садовника и кухарку.

     -- Слишком романтично, чтобы быть правдой, -- скривился Дюбуа.

     -- На почве утраты дома у графа вполне могла развиться навязчивая идея, -- заметил Клавье. -- И тогда, вполне возможно, он стал бы действовать именно таким способом.

     -- Вы хотите сказать, что по моему дому разгуливает жаждущий мести маньяк? В таком случае, почему он ограничивается слугами и не убьет меня?

     -- А кто вам сказал, что он этого не сделает? -- с полицейской прямотой спросил инспектор. -- Прежде, чем убить вас, он хочет заставить вас дрожать от страха, только и всего.

     -- И что же, по-вашему, мне следует делать?

     -- Я бы рекомендовал вам уехать... на некоторое время. Видите ли, здесь я не могу гарантировать вашу безопасность. В сельской местности штаты полиции отнюдь не раздуты... мы не можем приставить по жандарму к каждому обитателю дома.

     -- Иными словами, вы снимаете с себя ответственность? -- усмехнулся Дюбуа.

     -- Нет, конечно, нет. Я сделаю все возможное... но ведь формально у нас нет даже состава преступления. Есть лишь серия несчастных случаев -- и гипотеза, которая покажется моему начальству еще более фантастичной, чем вам.

     -- Не трудитесь, я понял. Что ж, я вполне могу сам за себя постоять.

     -- Но вспомните, что опасность грозит не только вам.

    

... ... ...
Продолжение "Дом" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Дом
показать все


Анекдот 
Есть такая категория российских ученых, которым очень хочется получить мировую известность (и побыстрее!), хотя данных для этого у них не очень много, а заслуг научных - и того меньше. Такие деятели обычно уповают на то, что вот если бы их великие научные труды перевести на иноземную мову, то тогда бы они сразу получили минимум Нобелевскую. Редко, но такие переводы все же выходят в свет. Недавно я ознакомился с одним таким трудом на английской мове, изданным в Москве неким профессором П. под названием "Тextbook of Hygiene and Ecology" ("Учебник гигиены и экологии"). Принес мне его мой студент - кениец и попросил ознакомиться, что сопровождалось задорным кенийскиим смехом. Я не очень понял причины смеха, и отложил знакомство с этим эпохальным трудом до вечера, типа "почитаю перед сном". Вопреки ожиданию, быстро заснуть с этой книжкой не удалось. Мы с женой, можно сказать, зачитывались гигиеническими перлами на английском языке. Не знаю, кто был переводчиком данного труда, но скорее всего, это был либо ученик пятого класса средней школы, либо очень не любящий профессора студент. На каждой странице было 20-30 кошмарных ошибок, часть из которых не просто глупые, но при этом и смешные. Ну, например, ультрафиолет предназначается, оказывается, не для закаливания детей, а для их "отверждения". Мужчины и женщины в англ. яз. обозначаются, оказывается, как "mens" и "womens" (обычно уже пятиклассники пишут эти слова правильно). На обложке, рядом с красочным портретом седовласого мужа, написавшего сей опус, на английском языке красуется следующий текст - "Профессор П. (две ошибки в имени и одна в отчестве) - член международной академии ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ ЖИЗНЕННОЙ АКТИВНОСТИ" (International Academy of Prevention of Life Activity). Все это издано под эгидой одного из московских медвузов... Товарищи ученые! ТщательнЕе надо с переводами на незнакомую Вам мову!
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100