Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Детектив Дракониан - Дракониан - Сома-блюз

Фантастика >> Зарубежная фантастика >> Шекли, Роберт >> Детектив Дракониан
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Роберт Шекли. Сома-блюз



     Robert Sheckley #author

     1999 #год_издания

     Soma Blues #title

     1997 #year_of_publication

     детектив #жанр

     detective #ganre

     novel #type

     роман #тип

     Детектив Дракониан #серия

     3 #номер_в_серии

     А. Хромова #перевод

     ISBN 5-04-002568-8 #ISBN_перевод

     М ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999 - 560 с (Серия "Стальная Крыса") #издание

     tymond #scan

     tymond #OCR

     tymond #spellcheck


     Эта книга - является чистым вымыслом. Все персонажи и события, происходящие в ней, вымышлены либо изменены.


     Моей жене Гейл с искренней любовью


     ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Париж
ГЛАВА 1


     От Парижа до Гризона в Швейцарии -- день езды на машине. Хоб захватил с собой свою подружку Хильду. Хильда была голландкой, получившей французское гражданство, работала в галерее "Руке" в Париже и владела несколькими европейскими языками. Хоб боялся, что его французского в Швейцарии могут и не понять, а швейцарского варианта немецкого Хоб не знал. Он вообще не знал немецкого. К тому же Хильда была веселой и хорошенькой, с виду -- типичная белокурая молочница. Короче, идеальная спутница для человека, собравшегося раскрыть темные и тщательно хранимые тайны одного из лучших санаториев и курортов Европы.

     Хоб оставил свой взятый напрокат "Рено" на стоянке для посетителей, и они с Хильдой прошли в центральную приемную. Стояло летнее утро, прохладное и ясное, типичное для Швейцарских Альп. В такой день приятно жить, даже если ты не на Ибице.

     У Хоба было множество вариантов, как обойти режим санатория -- без сомнения, весьма строгий. Он решил начать с прямой атаки -- просто чтобы прощупать оборону и посмотреть, насколько она серьезна.

     По его просьбе Хильда подошла к столику дежурной и спросила разрешения встретиться с мистером Серторисом. Ей ответили, что мистер Серторис никого не принимает. Все это говорилось по-английски -- мог бы обойтись и без Хильды.

     -- Но это же смешно! -- воскликнула Хильда. -- Мы прикатили сюда из самого Парижа по личной просьбе дочери мистера Серториса. А теперь нам придется уехать, даже не поговорив с ним?

     -- Я здесь ни при чем, -- ответила дежурная. -- Это приказ самого мистера Серториса

     -- Откуда мне знать, что это действительно так? -- осведомилась Хильда.

     -- У нас есть документ с подписью мистера Серториса. Можете посмотреть, если хотите.

     Хильда оглянулась на Хоба. Хоб чуть опустил веки. Хильда поняла его.

     -- Бумагу показать всякий может! Мы хотим повидать самого мистера Серториса.

     -- О, повидать -- это пожалуйста!

     -- Простите? -- удивилась Хильда.

     -- Мистер Серторис и прочие наши клиенты селятся здесь, как правило, именно затем, чтобы избавиться от родственников. Они отказываются встречаться с членами своей семьи, потому что не хотят, чтобы их беспокоили. И мы идем навстречу пожеланиям клиентов. А повидать... -- дежурная взглянула на часы. -- Идемте.

     Хоб с Хильдой прошли вслед за дежурной, поднялись по лестнице на несколько этажей, прошли по широкому коридору и оказались у стеклянной стены.

     -- Вон он, -- указала дежурная.

     За стеной был большой крытый каток, на котором кружились несколько десятков пожилых людей. Среди них выделялся высокий жилистый старик в теплых брюках и бордовом свитере. Хобу даже не пришлось сверяться с фотографией -- он сразу узнал мистера Серториса.

     -- До тех пор, пока наши пациенты ходят, катание на коньках является частью ежедневной терапии, -- объяснила дежурная. -- И мы показываем их всем желающим. Чтобы не возникало подозрений. Вы просто представить себе не можете, что начинают воображать себе некоторые, когда им не дают встретиться с родственниками!

     -- Представить-то как раз могу, -- сказал Хоб. -- Мистер Серторис неплохо выглядит.

     -- О да, -- кивнула служащая -- Он на удивление крепок здоровьем. По всей видимости, он проживет еще много-много лет.

     Итак, Хобу пришлось вернуться в Париж не солоно хлебавши и передать неутешительные вести Томасу Флери, рассчитывавшему в скором времени получить наследство от дядюшки Серториса и наконец перебраться из своей роскошной, но тесноватой виллы в Сан-Хуане на острове Ибица в просторную роскошную виллу в Санта-Гертрудис. Томас уже присмотрел себе подходящий домик, где можно было бы так уютно разместить всех своих гостей и четырех афганских борзых... Но отчет детективного агентства "Альтернатива" положил конец его мечтам. И источнику доходов Хоба тоже. Это случилось как раз перед тем, как появилось новое дело.
ГЛАВА 2


     После дела Серториса Хоб решил немного потусоваться в Париже и посмотреть, не подвернется ли что-нибудь новенькое. Он воспользовался приглашением Мариэль Лефлер, главного редактора издательства "Шарлемань", погостить у нее несколько дней. Несколько дней растянулись на несколько недель, деньги, как всегда, закончились, и терпение тоже потихоньку начало иссякать.

     Мариэль вернулась с работы более усталой, чем обычно, и Хоб понял, что этот вечер будет для него не лучшим. Она швырнула на стул свой "дипломат", набитый рукописями и корректурами, подошла к окну и выглянула на улицу. Все это -- ни слова не говоря Хобу.

     Квартира на пятнадцатом этаже "Саль-дез-Арм", нового здания на бульваре Монпарнас. С балкона открывается изумительный вид на сортировочные пути вокзала Монпарнас. Небо белесое, как рыбье брюхо, с холодным отсветом огней большого города Сама квартира -- узкая, но со множеством комнат. На стенах -- фотографии родственников и детей Мариэль. Дети были на каникулах в Бретани. И фотография самой Мариэль рядом с Симоной де Бовуар. Фотография сделана четыре года тому назад, когда издательство "Шарлемань" опубликовало книгу де Бовуар о путешествии по Америке в обществе белокурого итальянского фехтовальщика, о котором она так трогательно писала в "Apres de ma Blonde" .


     -- Ну что на этот раз? -- поинтересовался Хоб.

     -- Я кой-кого пригласила посидеть, -- сообщила Мариэль. Она снова курила свои крепкие сигареты "Житан". Мариэль курила их одну за другой, прикуривая от окурка. С утра до вечера, а иногда и полночи. Хоб, сам заядлый курильщик, возненавидел этот запах -- крепкий черный табак в сочетании с кислым красным вином, запах, неразрывно связанный с Мариэль.

     -- Господи Иисусе! Кого на этот раз?

     Она перечислила несколько имен. Все личности, имеющие отношение к издательскому делу -- "куча блядей", как называл их про себя Хоб, неисправимый шовинист.

     -- Я им обещала, что ты приготовишь свое знаменитое чили.

     -- Ну нет. -- заявил Хоб. -- Никогда и ни за что. Никакого чили. Ваши здешние мясники так мелко рубят мясо, что получается не чили, а паштет.

     -- Объясни им это сам, -- сказала Мариэль. -- Ты же говоришь по-французски -- вот и объясни.

     -- Французский меня подводит.

     -- А это потому, что ты им почти не пользуешься! Почему бы тебе не говорить со мной по-французски?

     -- Ну не могу я так язык выворачивать! У меня горло сводит.

     Мариэль посмотрела на него с упреком.

     -- Ну что с тобой происходит? Ты сделался таким скучным!

     Может, и сделался. А чего веселиться-то? Зачем он вообще живет здесь, в этой квартире, с этой женщиной? У него ведь есть своя квартира -- унылая тесная квартирка на бульваре Массена, которую он делит с Патриком, флейтистом, своим приятелем с Ибицы. Недавно Патрик вернулся из поездки в По с Анной-Лаурой, француженкой, с которой он встречался уже давно. Они наконец сговорились поселиться вместе. Патрик должен был на днях переехать в ее маленькую муниципальную квартиру близ авеню д'Иври. Как только сын Анны-Лауры вернется в институт музыкальной культуры в Риме. А пока что, с разрешения Хоба, Патрик поселил в квартирке на Массена родственников Анны-Лауры, чтобы они могли провести праздники в Париже. А Хоб переехал к Мариэль.

     Это была не лучшая идея. Мариэль ему разонравилась. А нравилась ли она ему вообще? Когда-то -- да, нравилась. Но это было до того, как они поселились вместе. Нет, ну почему она так боролась с сыром? Мариэль говорила, что в холодильнике сыры портятся. Сыр надо хранить при комнатной температуре. "Ага, чтобы он спокойно гнил", -- заметил Хоб. В первый раз они поссорились по-крупному из-за сыра. Странно, из-за каких пустяков иногда ссорятся люди! Нет бы повздорить из-за чего-нибудь серьезного. Вот, к примеру -- "Почему ты меня не любишь?" Вопрос в их случае абсолютно правомерный. А они -- из-за сыра...

     Конечно, дело не только в сыре. У них было множество причин не ужиться вместе, и к главной из них Мариэль никакого отношения не имела. Хоб сидел без денег. Честно говоря, он занимался тем же самым, чем Жан-Клод: жил на содержании у бабы.

     Правда, денег ему Мариэль не давала. Зато кормила. А потому есть приходилось, что дают. Оба делали вид, что Хоб ждет чек из Америки. Вообще-то доля правды в этом была: иногда чеки из Америки действительно приходили, и некоторые из них действительно предназначались Хобу. Но немного и нечасто. А в последнее время их и вовсе не было

     Тем не менее оба тщательно поддерживали эту ложь. Мариэль была низенькой и толстой. К тому же она одевалась в широкие темные одежды, какие в Париже носят дамы бальзаковского возраста. Благодаря чему выглядела еще толще, чем на самом деле. Голая она выглядела еще ничего. Хотя Хобу это было уже по фигу.

     А потом зазвонил телефон. Трубку сняла Мариэль

     -- Тебя! -- сказала она.
ГЛАВА 3


     -- Хоб? Это Фошон.

     -- Привет, инспектор. Чем могу служить?

     -- Мне хотелось бы, чтобы вы немедленно подъехали сюда, -- сказал Фошон своим педантичным тоном. -- Если, конечно, вы сейчас не слишком заняты.

     -- Пожалуйста, -- ответил Хоб.

     -- Сейчас около 21.00. Жду вас на площади у станции метро "Сен-Габриэль" в 22.00. Договорились?

     -- Ладно. А в чем дело?

     -- Мы надеемся, что вы сможете опознать интересующего нас человека.

     Фошон прокашлялся и повесил трубку.

     Инструкции инспектора Фошона были абсолютно ясными и четкими. На первый взгляд. Но... "Встретимся у станции "Сен-Габриэль" в 22.00". Замечательно. Во-первых, где она, та станция? Хоб долго изучал схему парижского метро, и наконец нашел: на восточной окраине Парижа, за городской чертой, в Нуий-сюр-Луар. Но почему в 22.00? Конечно, полицейские любят точность. Но 22.00, или, по-человечески, десять часов вечера -- это же ужасно неудобно!

     Французский Хоба становился все хуже по мере того, как они с Мариэль становились все дальше друг от друга. Хоб подумал, что это была бессознательная -- и бессмысленная -- месть с его стороны. Он любил заниматься самоанализом, неотделимым от жалости к себе.

     Мариэль рассчитывала, что Хоб будет на вечеринке, и ему совсем не хотелось нарываться на очередной приступ ее гнева. Гнев Мариэль выражался по-разному: холодная ярость, безразличие, надменная любезность, убийственный сарказм. В любом случае, неприятно. С другой стороны, у инспектора Фошона была определенная власть над ним -- хотя сам Хоб и не желал себе в этом признаваться. Недавняя деятельность Хоба в Париже от лица детективного агентства "Альтернатива" была связана с кое-какими не вполне законными действиями. И Фошон при желании вполне мог отобрать у него лицензию на занятие частными расследованиями. Правила выдачи лицензии таковы, что, если бы Хоб их придерживался, это было бы все равно что быть художником, но иметь право писать картины исключительно в стиле импрессионизма, и ни при каких обстоятельствах не использовать оранжевого цвета.

     Фошон и раньше обращался к Хобу за помощью такого рода, какую мог оказать нищий американец с расхлябанной, но быстрой походочкой, знакомый с половиной парижского полусвета. Что может произойти, если Хоб не явится на это рандеву? Возможно -- ничего. Но, с другой стороны, -- все, что угодно. Фошон может отобрать у него удостоверение и даже вид на жительство: у инспектора, как и у любого крупного полицейского, свои контакты с иммиграционной службой и прочими ветвями власти. Хотя, может, оно и к лучшему... Какого черта! Пора положить конец этой проклятой неопределенности.

     А что до Мариэль -- пусть себе злится! Если Хоб с ней, спит, это еще не значит, что он обязан готовить это проклятое чили для ее подружек.

     К тому же чили -- удовольствие дорогое, особенно если его подавать с кукурузными лепешками, острыми блинчиками и пирожками из кукурузной муки с мясом и специями, как полагается. Это дорого потому, что мексиканская еда продается тут, в Париже, только в консервированном или замороженном виде в магазинах деликатесов, по умопомрачительным ценам. Там почему-то думают, что консервированное чили -- деликатес. Ну и стоит он соответственно.

     До "Сен-Габриэль" Хоб добирался почти час. Ну ничего. Надо же разобраться с Фошоном! К тому же ему стало интересно, почему Фошон избрал для встречи такое странное время и место. Чудит? На него не похоже -- на работе Фошон всегда был серьезен.

     На станции "Сен-Габриэль" не было ни души. Хоб вышел из вагона второго класса и зашагал по длинному, выложенному плиткой коридору, оклеенному рекламами "Галуаз" и "Прентан" и плакатами, приглашающими провести отпуск на "солнечной Мартинике". Вдоль стен стояли длинные деревянные скамьи. На одной из них спал бродяга, одетый в лохмотья опереточного клошара, с колючей рыжей щетиной на багровом от выпивки лице. Когда Хоб проходил мимо, бродяга что-то пробормотал, но Хоб не расслышал -- а и расслышал бы, так, скорее всего, не понял. Может ли невнятное бормотание на иностранном языке считаться предзнаменованием? Хоб поднялся по длинной, замызганной лестнице и вышел на улицу.

     В этой части Парижа ему еще не доводилось бывать. Здания выглядели убогими и запущенными. Низко висящая луна пряталась в сизой дымке. Фонари светили сквозь туман рассеянным янтарным светом. Улицы были широкие. Несколько встречных прохожих смахивали на североафриканцев -- невысокие люди в бесформенных серых и коричневых костюмах. Улицы располагались привычной парижской "звездой": от центральной площади-ступицы расходится четыре-пять улиц-спиц Наискосок через дорогу стоял полицейский микроавтобус. Рядом -- два полицейских мотоцикла с невыключенными красно-синими мигалками. Фошон должен быть там. Хоб двинулся к микроавтобусу, но приостановился, пропуская "Скорую", которая затормозила рядом с фургонами.

     Подошел полицейский. Хоб сказал, что Фошон за ним посылал.

     -- Подождите минутку, -- попросил полицейский. -- Он как раз заканчивает опрос.

     -- А в чем дело-то?

     -- Инспектор расскажет вам все, что сочтет нужным. Фошону повезло: он нашел свидетеля убийства у метро "Сен-Габриэль". Даже двух: старого Бене, бывшего инспектора манежа цирка "Лемье", ныне на пенсии, и Фабиолу, гуттаперчевую девушку. На самом деле далеко не девушку: Фабиоле было за сорок. Но ее длинное, бледное лицо оставалось совершенно гладким, а волосы были заплетены в длинную девичью косичку. Она бросалась в глаза своей гибкой, бескостной, какой-то нечеловеческой грацией. Очень худая -- вероятно, не более ста фунтов. Но при этом все ее движения, даже когда она просто закуривала сигарету, были так изящны и плавны, что Фошону она казалась похожей на змею. Прямые черные с маслянистым блеском волосы перевязаны яркой шерстяной резинкой. Голубые глаза, рот бантиком, острый подбородок. На среднем пальце правой руки -- маленький бриллиант, несомненно, подарок Бене, хотя откуда старик взял такие деньги -- черт его знает. Цирк "Лемье" отнюдь не славился щедростью по отношению к своим бывшим работникам. Бене был крупным пожилым мужчиной под семьдесят. Жидкие седые волосы со следами краски. Под прядями волос проглядывал веснушчатый розовый череп. Костюм в черно-белую клетку -- не как у клоуна, но что-то вроде -- старику немного тесен -- видно, в последнее время Бене располнел. Картину дополняли огненные глаза с тяжелыми веками и седые усики, которые он то и дело поглаживал.

     Бене вышел из метро "Сен-Габриэль" примерно в половине девятого. Вместе с Фабиолой. Был четверг, и они ездили к "Самаритянке", где вместе с другими пожилыми циркачами устраивали представление для детей в честь святого Эдуарда, покровителя цирков. День был необычайно холодный для июня, и Бене надел твидовый костюм, а Фабиола -- котиковый жакет, единственную вещь, которую ей удалось захватить с собой из Риги в 1957 году, когда она сбежала в Швецию, в Ставангер.

     -- Поначалу, инспектор, я не заметил ничего необычного, -- рассказывал Бене. -- Здесь, на Сен-Габриэль, про убийства и не слыхивали. Район у нас бедный, но приличный. Честные работяги да пенсионеры, вроде нас с Фабиолой. Вы когда-нибудь видели нас на арене, а, инспектор?

     -- Увы, нет, -- вежливо ответил Фошон.

     -- Ну, неважно. Я был очень неплох, можете поверить мне на слово. А вот Фабиола была настоящей звездой! Грация храмовой одалиски...

     -- И что же вы увидели потом? -- спросил инспектор.

     -- Ну, сперва я услыхал крики. Не то чтобы особенно испуганные. Просто обычная уличная ссора. То есть это я поначалу так подумал.

     -- Расскажи про лошадь, -- вставила Фабиола. Голос у нее был звонкий и нежный.

     -- Лошадь тут ни при чем, -- возразил Бене, похлопав ее по руке. -- Понимаете, инспектор, мы услышали крики, затем увидели бегущих людей, а потом по улице проскакала лошадь. Ну, мы, естественно, решили, что весь этот шум из-за лошади. Только потом мы узнали, что это Шарнапп, старьевщик, который живет на рю Сен-Габриэль и держит свою лошадь в маленьком тупичке -- тупичок называется Фуржерель, -- так вот, этот Шарнапп только распряг лошадь и собрался завести ее в стойло, вычистить, накормить, поговорить с нею -- я и сам к нему туда захожу временами, в лошадях, знаете ли, есть что-то такое успокаивающее, особенно для человека, который всю жизнь провел на арене, рядом с животными. Так вот, эта самая лошадь пронеслась мимо нас, дико кося глазами, потому что ее зацепило машиной. Машина вылетела из-за угла, развернулась на двух колесах, ударила беднягу Шарнаппа правым крылом в спину и отшвырнула его на каменную стену. А перед тем эта машина врезалась в толпу -- сам-то я этого не видел, но она сбила мадам Совье, что содержит магазин готового платья в конце квартала, и еще двух человек, которых я не знаю. Мне говорили, что они останутся живы, инспектор, и я этому очень рад. Настоящий кошмар: люди кричат, а троих из них сбила машина, которая гналась за человеком в соломенной шляпе. В соломенной шляпе с блестящей зеленой лентой. Странно, какие мелочи замечает глаз в такие минуты. Я достаточно отчетливо разглядел этого человека -- я его пару раз встречал. Но как его зовут, не знаю. Он не из нашего района. По-моему, иностранец.

     -- Понимаете, машина гналась за ним! -- сказала Фабиола. -- Сперва одна, "Пежо", а потом еще другая, такая маленькая немецкая легковушка. Как она называется, Андре?

     -- "Порш", -- сказал Бене. -- Девятьсот одиннадцатая. Они приметные. И скорость у них будь здоров! Наверно, когда тебя давит такая машина, это особенно жутко.

     -- "Порш" его не задавил, -- заметила Фабиола.

     -- Зато ведь как старался! Но ты права, "Порш" его не задавил. Тот человек вышел из кафе "Аржан" на площади Сен-Габриэль, и тут-то на него и налетели эти машины. Он нырнул в канаву. Должно быть, плечо ушиб, потому что упал с размаху на булыжники, зато жизнь спас. Правда, ненадолго. Он наверно просто не успел подумать, что могут быть еще машины.

     -- Она примчалась с противоположной стороны, -- сказала Фабиола. -- Большая такая.

     -- По-моему, триста пятидесятый "Мерседес", -- сказал Бене. -- Водитель, наверно, видел, как тот человек нырнул под стоящий автомобиль, и поэтому направил свой "Мерседес" прямо туда. Он ехал, наверно, со скоростью километров сорок, и врезался в стоящий автомобиль. Не помню, какой марки -- "Опель", по-моему. "Опель" от удара вылетел на тротуар, а человек в соломенной шляпе остался лежать на мостовой, точно черепаха, с которой содрали панцирь. Кстати, шляпа с него уже слетела. Когда он под машину прятался.

     -- Белокурый, в кожаной куртке -- похоже, довольно дорогой, -- вставила Фабиола.

     -- Несколько секунд он лежал, приходил в себя. Потом, наверно, увидел, как первая машина, "Порш", развернулась, потому что вскочил на ноги и бросился бежать. И все бросились бежать. Там было человек десять. Кое-кто вышел из кафе, посмотреть, в чем дело. Эти две машины погнались за ними. А потом, не помню уже как, машины оказались на площади Сен-Габриэль.

     -- Они выехали на тротуар, когда преследовали того, белокурого, -- сказала Фабиола.

     -- Вы ведь знаете эту площадь, инспектор? Там еще посредине кафе, а рядом газетный киоск. Так вот, машины принялись кружить по площади, а на самой площади находится скверик со скамеечками. Так себе скверик, всего несколько платанов. И автобусная остановка. Тот человек туда и забежал. На площади были еще люди, но машины не обратили на них никакого внимания. Они попросту сбивали их с ног, потому что старались добраться до того, белокурого. Прямо как ковбои, пытающиеся отделить одну корову от стада! Знаете, как в кино показывают. Они гонялись за ним, а он убегал, петляя между скамейками. А они неслись напролом и здорово покорежили машины. Но белокурый не терял мужества. Он попетлял между скамейками, а потом улучил минуту и попытался удрать через бульвар. Тут-то они его и достали!

     В это время подошел жандарм, отдал честь инспектору и сказал:

     -- Вот, сэр. Я нашел эту штукуя кармане куртки убитого. И передал Фошону записную книжечку в кожаном переплете.

     -- Пригодится, -- кивнул Фошон, убирая книжечку в карман.

     -- И вот это, -- продолжал жандарм. -- Убитый держал ее в руке.

     Он протянул Фошону маленькую зеленую бутылочку из чего-то, похожего на нефрит.
ГЛАВА 4


     -- А, Хоб! Рад вас видеть.

     Фошон, как всегда, был одет безупречно и старомодно. Круглое лицо инспектора выражало абсолютную серьезность. Тонкая нижняя губа говорила о сдержанности, полная нижняя -- о страстности, а может, о пристрастии к обжорству. Маленькие карие глаза были проницательными и, казалось, светились изнутри.

     -- Не могли бы вы опознать одного человека? -- спросил инспектор.

     -- А почему я?

     -- Потому что он иностранец и, похоже, живет на Ибице.

     -- С чего вы взяли?

     -- Что он иностранец? У нас есть его паспорт. Он англичанин. А что до Ибицы -- у него с собой была соломенная сумка с вышитой надписью "ИБИЦА". А на шее у него был платок -- похоже, испанский. И рубашка тоже испанская.

     -- Между прочим, на Ибицу каждый год приезжает не меньше миллиона туристов.

     -- Возможно, он постоянный тамошний житель, как и вы.

     -- Там тысячи жителей, инспектор, и большую часть из них я не имею удовольствия знать. Ладно, если хотите, могу взглянуть.

     -- Был бы вам очень признателен.

     -- Что у вас тут, дорожное происшествие? -- спросил Хоб, только теперь заметив поспешно устанавливаемое полицейское заграждение. -- Послушайте, если это не особенно важно -- можно, я не буду на это смотреть? Сегодня вечером мне полагалось готовить чили, а если я правильно понимаю, то, что находится в этой "Скорой", совершенно испортит мне аппетит!

     -- Я думаю, Хоб, что для частного детектива вы слишком брезгливо относитесь к крови, -- заметил Фошон. Инспектор говорил по-английски очень правильно, без малейшего акцента и весьма образно, но все-таки сразу было заметно, что он иностранец.

     -- Может, вам покажется странным, -- ответил Хоб, -- однако даже американским частным детективам не слишком-то нравится бродить по колено в крови.

     -- "По колено в крови"... -- задумчиво повторил Фошон. -- Красиво сказано! Словно у Шекспира. Ладно, все равно. Идемте, Хоб. Это действительно важно.

     Труп перенесли на тротуар и накрыли зеленым брезентом. Рядом стояли двое полицейских с дубинками на поясе. Начинало накрапывать. На брезенте бисером блестели капельки влаги. В воздухе висела вонь солярки и бензина. Сгущался туман, дождь с каждой минутой становился сильнее. Фошон постоял, раскачиваясь на каблуках, потом наклонился и выверенным жестом отвернул брезент.

     Труп принадлежал белокурому мужчине лет тридцати пяти -- сорока Белая рубашка без галстука, грудь заляпана грязью и кровью. Желтовато-коричневые брюки, белые кроссовки. На шее -- толстая золотая цепочка. Хоб наклонился, чтобы получше рассмотреть ее. На цепочке висела золотая монета с дырочкой. На монете были вычеканены два леопарда, готовящихся к прыжку. Наконец Хоб перевел взгляд на лицо. Оно было разбито, но узнаваемо.
ГЛАВА 5


     Кабинет Фошона, маленький и тесный, находился в облицованном камнем здании, похожем на банк, занимавшем большую часть квартала между рю д'Анфер и авеню Клебер. В подъезде, между двумя застекленными бронзовыми дверьми, курили несколько полицейских. Большая часть ночных патрулей Парижа дежурила в старом полицейском участке рядом с Палатой Депутатов. Отделение Фошона не занималось обыденными уличными преступлениями -- грабежами, мордобоями, семейными разборками. Это дело жандармов. Фошон и его люди охотились за дичью покрупнее. В Сюрте направлялись дела, которые могли иметь международное значение. Многие из них позднее передавались соответствующим департаментам. Простыми дорожными происшествиями Фошон не занимался -- тем более дорожными происшествиями в таком захолустном уголке Парижа, как Сен-Габриэль.

     Хоб шагал рядом и чуть позади инспектора. Он был на голову выше Фошона -- точнее, на полголовы, потому что немного сутулился. Они прошли по широкому центральному коридору, с кабинетами по обеим сторонам. Свет горел только в нескольких. Временами люди, сидевшие за столами в одних рубашках, поднимали головы и кивали инспектору. Фошон не кивал в ответ, а только бурчал что-то неразборчивое. Подошли к лифту, крошечная кабинка которого больше походила на шкаф. Он располагался рядом с роскошной двойной мраморной лестницей. Фошон давно жаловался, что лифт чересчур тесный и медлительный. Но министерство отвечало, что установить другой не представляется возможным, если не убрать две, а то и целых три мраморных колонны, украшающих холл первого этажа. А колонны убрать нельзя, потому что здание объявлено памятником архитектуры национального значения.

     Пока они поднимались на четвертый этаж, Фошон молчал. Мурлыкал что-то себе под нос, раскачивался на каблуках, глядя в потолок, точно ожидая, что на нем вдруг проступит физиономия преступника. На четвертом этаже они вышли и свернули налево. Теперь впереди шел Хоб -- он бывал тут прежде и знал дорогу. Этаж освещала одна-единственная лампа в конце коридора. Кабинет Фошона был последним налево. Дверь никогда не запиралась. На столе горела лампа под зеленым абажуром. Фошон бросил шляпу на полку рядом с зонтиком, сел за стол и указал Хобу на стул.

     -- Давно мы с вами не виделись, Хоб, -- сказал инспектор. -- Как поживает ваше агентство?

     На самом деле Фошон знал о делах детективного агентства "Альтернатива" -- или об отсутствии таковых -- больше, чем любой из работников этого агентства, включая его владельца и главного сыщика Хоба Дракониана. И Хоб знал, что Фошон это знает.

     -- В агентстве все в порядке, у меня все в порядке, и вообще все чудесно, -- ответил Хоб. -- Ближе к делу, пожалуйста.

     -- К какому делу? -- осведомился Фошон с самым невинным видом.

     -- Черт возьми! -- сказал Хоб. -- Эмиль, бросьте дурачиться. Вы вызвали меня на Сен-Габриэль, а потом притащили сюда. Пожалуйста, объясните, какого черта вам нужно, и отпустите меня домой.

     -- О, какие мы воинственные! -- хмыкнул Фошон. -- Что, вам так не терпится вернуться к своей Мариэль?

     -- Не то чтобы очень, -- признался Хоб. -- Сегодня я должен был готовить свое знаменитое чили для толпы издательской публики...

     -- Так Мариэль вас ждет? Скажите ей, что вас задержали в полиции по важному делу. Это избавит вас от скандала.

     -- Плохо вы знаете Мариэль, -- возразил Хоб, -- если думаете, что такой пустяк может служить извинением.

     -- Мне бы следовало предупредить вас насчет этой дамы.

     -- Так какого ж черта вы меня не предупредили?

     -- Не ребячьтесь, -- сказал Фошон. -- Знаете, Хоб, что мне в вас не нравится? Вы не владеете искусством пустой болтовни. Вы вообще читали когда-нибудь романы про сыщиков? Коп и частный сыщик должны сперва побеседовать о всякой всячине. И полисмен вечно гонит пургу, прежде чем доберется до сути дела.

     -- Мне некогда читать романы про сыщиков, -- сказал Хоб. -- Я слишком занят сыском.

     -- А в свободное время?

     -- Предпочитаю Пруста.

     -- Кто был тот мужик под брезентом?

     -- Стенли Бауэр.

     Лицо Фошона вытянулось.

     -- Хоб, ну что это такое! Вам полагалось сказать, что вы видите его первый раз в жизни -- но я-то успел заметить, как расширились ваши глаза, когда вы его увидели, -- потом вы должны были признаться, что, возможно, встречали его пару раз, и так далее, пока наконец вы не раскололись бы, что это -- ваш брат, давным-давно пропавший без вести.

    

... ... ...
Продолжение "Сома-блюз" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Сома-блюз
показать все


Анекдот 
Два шаолиньских монаха шли в один из монастырей и увидели девушку, стоящую на улице. Она не могла перейти из-за грязи на другую сторону улицы. Один из них подхватил ее на руки, перенес через грязь, поставил на чистое место, и оба монаха двинулись дальше. До самого вечера второй монах не проронил ни слова, и лишь после ужина осуждающе выговорил первому: "Разве ты не знаешь, что нам нельзя прикасаться к женщинам?" на что первый со смехом ответил: "Я оставил девушку там, у переправы, а ты до сих пор несешь ее с собой?!"
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100