Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Следствие ведут Знатоки - Знатоки - Естественная убыль

Детективы >> Русский детектив и боевик >> Авторы >> Лавровы, Ольга и Александр >> Следствие ведут Знатоки
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Ольга Лаврова, Александр Лавров. Естественная убыль

---------------------------------------------------------------

Подготовка текстов: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского

---------------------------------------------------------------



     Ревизоры притащили кипы меню и регистрацию выдачи блюд.

     -- Зашились, Пал Палыч. Надо упростить проверку.

     Плюхнулись на диван, Знаменс­кий не успел предупредить о пружи­не, и средний, ойкнув, подскочил.

     -- Не потянем мы обратный об­счет! -- он раздраженно ощупал себя сзади. -- Не потянем, как хотите!

     -- Брюки не рвет, -- успокоил Знаменский. Он давно бросил по­пытки обуздать пружину домашни­ми средствами.

     Обратный обсчет был назначен по делу о ресторане "Ангара". БХСС заинтересовался бытом не­скольких столичных ресторанов, естественно, потребовалось начи­нать следствие, и Знаменскому до­сталось это помпезное заведение: серия залов с лепниной и гроздья­ми хрустальных люстр, полторы тысячи квадратных метров дворцо­вого паркета, меню в тисненных золотом корочках.

     Упростить проверку -- это значило выяснить, сданы ли все деньги за съеденные блюда. Супов таких-то за такой-то день столько-то. Коньяков. Салатов. Котлет киев­ских. Мороженых. Кофе. Умножай стоимость на количе­ство, складывай и выводи результат. И заранее можно сказать, что концы сойдутся.

     Обратный обсчет надежней, да хлопот с ним не обе­решься. К примеру, завезли в ресторан полтонны теляти­ны, в меню три дня фигурировали телячьи котлеты с грибами. Жареная котлета имеет свой законный вес. Что­бы получить его, сырого мяса надо взять больше.

     Как только начнешь проверять, а сходится ли заве­зенная телятина с числом изготовленных из нее котлет, обнаруживается, что на крахмальные скатерти котлеток подано куда больше нормы.

     Второй этап -- определить: недовложение или пере­сортица? То есть клали телятины на тарелку поменьше, или часть посетителей (кто обильнее заказывал спирт­ное) кушала вместо нее говядину. А для этого нужен еще обратный обсчет всех мясных блюд за то же время. И если б только мясо. Ведь и грибы считай, и яйца, и жиры... Не удивительно, что ревизоры взмолились.

     Правда, еще недавно при всех ревизиях полагался обратный обсчет, но Министерство торговли его отмени­ло, допуская лишь на случай возбуждения уголовных дел и по специальному постановлению следователя.

     Прения в кабинете Знаменского затянулись и ни к чему не привели. В пылу споров он почувствовал, как засосало в желудке -- допекли-таки меню в золотых ко­рочках. Мать уехала на медицинский семинар, Колька обретался в пионерлагере, дома в холодильнике юти­лись две помидорины и пачка масла. Знаменский напи­сал "харчи" и нацепил на шип эуфорбии -- несусветно колючего растения, которое держал на окне. Но ревизо­ров он отпустил уже после закрытия магазинов. Деваться некуда -- потопал в единственный буфет, работавший на Петровке допоздна и размещавшийся в корпусе БХСС.

     Кормили тут на редкость отвратительно, буфетчик, наглый малый, заворовался без стыда. А кто мог его тронуть? Вскрыть такое ЧП -- да вы смеетесь! Чтобы безобразный факт гулял из доклада в доклад года два? И покорно стояли в очереди сотрудники отдела, который занимался борьбой с хищениями, чертыхаясь, хлебали разбавленную сметану, жевали яичницу неведомо на ка­ком масле. Если что перепадало вкусное и свежее, пони­мали -- где-то малый схватил "левак".

     Доложить комиссару, возглавлявшему БХСС города, не решались. (У тех, кто дослужился до генералов, был для еды свой кабинетик, там все обстояло прилично). В конце концов не выдержал простой постовой у выездных ворот. Уж слишком загруженную машину увозил буфет­чик регулярно после работы.

     -- Ты бы совесть поимел! -- сказал он буфетчику.

     Тот его обложил, постовой разгорячился и отрапор­товал комиссару. На другой день у буфетчика при входе отобрали пропуск:

     -- Вы уволены.

     Кстати, точно тем же способом Петровка была од­нажды избавлена от своего очередного начальника. Уп­равлять московской милицией его назначили с должнос­ти председателя райисполкома. А раньше подвизался он в руководителях райжилотдела и получал за некоторые квартиры наличными. Едва новый шеф УВД расположил­ся в апартаментах, недели три всего погрел шефское кресло, бегом прибежали давние друзья:

     -- Выручай такого-то, наш человек!

     -- Ребята, не могу, я же только приступил.

     -- А у нас на тебя сохранилась компра, записочки есть очень хорошие! На, почитай копии... Видишь, тебе либо стреляться, либо выручать!

     Загоревал свежеиспеченный полицмейстер и отпра­вился на Кузнецкий мост в прокуратуру республики про­сить, чтоб ему из неких высших соображений передали дело "нашего человека". На Кузнецком обещали поду­мать.

     Утром постовой предложил ему предъявить удостове­рение, сунул его за пазуху и разъяснил:

     -- Вам велели сказать, что вы у нас не работаете.

     По слухам, обоих -- ни полицмейстера, ни буфетчи­ка -- никуда не тягали, дабы не мести сор из избы. В буфете угнездилась костлявая дама, которая месяца четы­ре вела себя сдержанно. А в начальнический кабинет пришел суровый армейский товарищ, до того командо­вавший дивизией.

     Но это случилось позже. А пока царствовал хамоватый буфетчик. Взял Знаменский бутерброды и два стакана с жидкостью, отдаленно напоминавшей кофе. Почти без надежды спросил чего-нибудь домой. Буфетчик посопел-посопел, пошарил в подсобке и вынес сверток, потянув­ший на весах триста граммов. Бумаги на нем было навер­чено несколько слоев, не разобрать, что внутри, но припахивало копченой рыбой, да и цена соответствовала. Повезло! Не иначе потому малый расщедрился, что ви­дел Знаменского с Зиной, а ее удостаивал своей монаршей милостью.

     -- Можно к тебе? -- с таким же утлым кофейным ужином подсел Капустин; приподнял бутерброд с залоснив­шимся от старости сыром. -- Пируем, брат. А ты ресторан­ное дело ведешь, у меня первейшие торгаши на прицеле.

     Капустин служил в подразделении, боровшемся про­тив злоупотреблений в торговле.

     -- Закатились бы сейчас в любую ресторацию, -- воз­мечтал он. -- С черного хода. Расстелили бы нам скатерть-самобранку...

     -- Еще бы низко кланялись, спасибо, что уважили, -- отозвался Знаменский.

     -- С собой посыльного нагрузили бы разной снедью неописуемой... А то вон разжился каким-то кульком на завтрак и радуешься. Глупо живем.

     -- Глупо, брат, глупо.

     Отпили из стаканов. Хорошо, хоть брандахлыст горя­чий, есть чем размочить неугрызный сыр.

     -- Глупо, Паша!

     То был пустой треп, теперь голос прозвучал серьез­но, с нажимом.

     -- Это в каком смысле?

     Капустин глаз не отвел, усмехнулся.

     -- А ты в каком подумал?

     Знаменский смолчал, но невольно зажевал поспеш­ней. Капустина он знал по институту как однокурсника, и хотя близки они не были, но связывала их известная солидарность.

     -- Правильно подумал, -- через минуту продолжил Капустин. -- Ты, Паша, учти, я в душе авантюрист. Если что -- можешь на меня рассчитывать.

     Почти конкретное предложение. Недурно. Ревизоры только начали, а ко мне уже ищут подходы! Авантюрист он, видите ли. И ведь ничем не рискует. Один на один. Даже если б я, подобно Дашковскому, -- который чуть что -- включает в кармане заграничный диктофон, -- если б и я записал застольный диалог, Капустин отшутится: мол, как оперативник прощупал следователя на устойчи­вость для профилактики.

     Невыразимо поганый был осадок. Не думалось такого про Капустина. Напрасно, отпирая квартиру, Знаменс­кий решал оставить все это за порогом. Напрасно пытался заесть впечатление рыбой.

     Ладно бы Капустин, хромые души везде встречаются, суть не в нем. Вся система заболевала, то там то сям рвалась и искажалась самая ее ткань, прорастая метаста­зами из преступной среды.

     На свежую голову Знаменский поразмышлял над вык­ладками ревизоров, посоветовался с оперативником Смолокуровым, приданным ему в помощь. Тот не одну собаку съел на общепите и тоже любил обратный обсчет, одна­ко в данной ситуации сомневался -- не зряшные ли будут усилия. Художества в "Ангаре", конечно, замаскированы реализацией продуктов в фирменных "Кулинариях", где деньги получают без касс.

     Обратный обсчет даст эффект лишь по кондитерскому цеху. Безмерно раздутый, он гонит свои изделия в несколько магазинов. И тут должны оставаться следы в документации.

     Начальником кондитерского цеха была некая Маслова. Первейший, видимо, объект, на который надлежало нацелиться.

     Так и получилось, что аресты в "Ангаре" начались с Масловой, а в дальнейшем -- при ее содействии, потому что она стала рассказывать сразу, взахлеб; накипело, накопилось, тронули -- и полилось через край. Об одном молила: смягчить бы как-нибудь удар для мужа, в кото­ром не чаяла души.

     Молодая женщина, хорошенькая, двое дочерей. В квартире во время обыска Знаменского поразило обилие белья с необорванными еще ценниками и совсем докона­ла коллекция детской обуви на все сезоны и всех разме­ров до тридцать шестого включительно. Запасала мать впрок, боялась угодить за решетку. Горькое занятие.

     Вскоре взяли Кудряшова (завпроизводством) и про­чих соучастников; ресторанная верхушка, как водится, целиком была завязана. Директор, правда, разыгрывал невинность, будто сейчас из яичка вылупился. Только что принял должность, на него по "Ангаре" еще улик не собралось, нечего и искать.

     Большинство привлеченных были как-то по-челове­чески незначительны, а вот Маслова и Кудряшов зани­мали Знаменского. Сегодня они должны были впервые встретиться после ареста. Но Знаменский не сразу ей сказал. Женщина сидела перед ним потухшая, постарев­шая. Но изящество и миловидность в ней сохранились, на это Знаменский рассчитывал.

     -- Как здоровье?

     -- Доктор сказал, дня через три можно обратно в общую камеру... если не буду волноваться.

     -- В вашем положении трудновато.

     -- Э, будто я раньше не психовала!

     -- Звонил муж. Дома все благополучно, дети думают, что вы в больнице. Дочка получила пятерку за диктант.

     -- А как он сам, Пал Палыч? Что говорит обо мне? Он... очень переживает?

     Любовь. Даже о матери не спросила. О себе, похоже, вообще мысли нет.

     -- Переживает. Снова просил свидания.

     -- Ой, нет! Чтобы он увидел меня здесь... такую...

     -- Зря. Вот что, Ирина Сергеевна, когда я сказал ему, что вы обвиняетесь только в халатности...

     -- Спасибо, Пал Палыч! Большое спасибо!

     -- Вы просили -- я сказал, но это зря, честное слово. Лучше бы ему знать.

     -- Нет-нет! Коля такой... такой непрактичный, -- на лице возникло умиление. -- Такой честный, наивный! Я, конечно, расскажу, но надо его подготовить.

     Любовь. А любовь, говорят, слепа. На счастье ли, на горе...

     Рядом с Масловой Кудряшов резал глаз избытком жизненных сил. Вместо головы румяный кочан. Любил он покушать и выпить. Внешне простоват, но привычки сибаритские. Одет, что называется, с иголочки и выбрит только что -- при тюремной норме раз в неделю. Переда­чи ему таскают богатые, есть что сунуть кому надо.

     -- Гражданину следователю! Ирочка, лапонька, вид у тебя неважнецкий.

     -- Посторонние разговоры, -- казенно одернул Зна­менский.

     -- Пожалуйста, сколько угодно. -- Крепкая рука про­тянула пачку сигарет. -- "Мальборо", гражданин следова­тель. Друзья не забывают.

     -- Советую привыкать к отечественным.

     -- Зачем? Плебейство.

     Любимое его словечко. Хотя сам-то и есть чистокров­ный плебей, дорвавшийся до денег и кое-какой власти.

     -- Обвиняемые Маслова и Кудряшов, в связи с про­тиворечиями в ваших показаниях между вами проводится очная ставка. Разъясняю порядок. Вопросы задаю только я. Отвечает тот, к кому я обращаюсь. Первый вопрос об­щий: до ареста отношения у вас были нормальные? Не было личных счетов, вражды? Кудряшов?

     Тот со смаком затянулся.

     -- С моей стороны не было. А чужая душа -- потемки.

     -- Маслова?

     -- Нет, не было.

     -- Тогда начнем. По чьей инициативе Маслова была переведена из НИИ торговли в ресторан?

     -- По моей.

     -- Для чего?

     -- Решили реорганизовать кондитерский цех, и я про­сил прислать способного специалиста.

     -- А для чего понадобилась реорганизация?

     Кудряшов похвастался:

     -- Модернизировали производство, поставили дело на современную ногу!

     -- А на ваш взгляд, Ирина Сергеевна, для чего пона­добилась реорганизация?

     -- Сначала я действительно покупала оборудование, выдумывала новые рецепты. Мы стали выпускать фирмен­ные пирожные, торты. Очень интересно было работать.

     С появлением Кудряшова ее как подменили: комок нервов. А тот слушает и кивает одобрительно.

     -- Потом?

     -- Потом цех начали расширять и расширять. От нас уже требовали одного -- как можно больше продукции.

     -- Ресторан поглощал лишь малую долю сладостей, верно, Кудряшов?

     -- Излишки продавались через магазины.

     -- Стало быть, модернизация привела к тому, что кондитерский цех вырос в небольшую фабрику?

     -- Мы боролись за максимальное использование про­изводственных площадей, гражданин следователь.

     -- А точнее говоря, старая кормушка показалась мала.

     Знаменский немножко поцарапал в протоколе, сей­час будет для Масловой трудная минута.

     -- Кто и когда привлек вас к хищениям?

     -- Меня опутал и втянул Кудряшов!

     Тот даже отпрянул, сколько мог, и изумился. Очумела она, что ли?! Но быстро переварил отступничество Мас­ловой, засмеялся.

     -- Чему веселимся? -- поинтересовался Знаменский.

     -- Да как печатают в скобках: "смех в зале".

     -- А кроме смеха?

     -- Ну ее, пускай врет что хочет!

     -- Негодяй!

     Перебранки на очных ставках неизбежны, иной раз и рукоприкладство случается, конвоира приходится звать: самому лезть в свару противно. Эти, конечно, драться не станут, пусть поругаются, Масловой оно духу придаст.

     -- Ирина Сергеевна, как вы узнали, что в ресторане действует группа расхитителей?

     -- Прошло месяца полтора, как я там работала... У меня в цеху свой закуток, ну, вы видели... Кудряшов туда принес "премию" -- так он назвал. Как сейчас помню -- три бумажки по двадцать пять рублей. Я на них купила первые в жизни лаковые туфли, а Коле нейлоновую рубашку. Потом еще много раз он приносил "премии".

     -- Чем они отличались от обычных?

     -- Обычные платил кассир, а тут сам Кудряшов.

     -- Была отдельная ведомость?

     -- Я расписывалась в какой-то бумажке.

     Красные пятна на щеках, на лбу, руки на коленях подрагивают. Как бы опять сердце не прихватило. Оди­ночным выкриком "негодяй!" не разрядишься. Надо бы ей пошибче что-нибудь заготовить для Кудряшова. Он, в сущности, роковая фигура в ее судьбе, и давно вынаши­валась неприязнь... Маслова повторяла подробности, уже Знаменскому известные, и он прислушивался краем уха, чтобы вовремя вмешаться с соответствующим вопросом.

     -- Однажды вызвал меня к себе. Это было после Восьмого марта. Вызвал и говорит: тебя авансом побало­вали, пора включаться в дело. И объяснил что к чему.

     -- Вы подтверждаете эти показания?

     -- Да что мне было ей объяснять?! Сама соображала, не маленькая!

     -- Много я тогда соображала...

     Кудряшов поджег новую сигарету и пустил дым жен­щине в лицо.

     -- Не прикидывайся дурочкой, -- он усмехнулся, при­зывая Знаменского в свидетели. -- Сунул ей на пробу -- взяла, аж глазки заблестели. Стал покрупнее давать -- опять берет. А "премии"-то больше зарплаты. Тут, извините, и козе будет ясно!

     -- Однако вы не ответили -- состоялся или не состоялся между вами откровенный разговор в марте?

     -- Возможно, я ей что-то и посоветовал. В порядке так сказать, обмена опытом, -- небрежным тоном, как о пустяке.

     -- Посоветовали -- что?

     -- Ну, намекнул... не упускать своих возможностей.

     Снова пауза, неслышно скользит авторучка по строкам протокола.

     -- С какой целью вас вовлекали в хищения?

     -- Я как завпроизводством цеха утверждала рецепту­ру: сколько чего должно пойти на разные изделия. Вся экономия зависела от меня.

     -- То есть то, что накапливалось для хищения.

     -- Да... Из этих продуктов делали "левый" товар. В основном пирожные "эклер" и "картошка". На них проще словчить. А сбытом ведал Кудряшов.

     -- Зачем ты, Ирина, прибедняешься? -- сморщил Кудряшов свой объемистый нос. -- Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, гражданин следователь. Маслова -- высококвалифицированный специалист, даю слово. По твоему сладкому делу вуз кончила. Мы ей полностью доверили цех. Зачем бы я стал администри­ровать? Волюнтаризм проявлять? Она хозяйничала на свой страх и риск.

     -- Это неправда! Во-первых, он утверждал ассорти­мент, а в ассортименте этих самых "эклеров" и "карто­шек" было девяносто процентов! Я их уже видеть не могла!

     Очная ставка развивалась в намеченном русле, успе­вай фиксировать.

     -- Чем вы объясните такое однообразие?

     Кудряшов хитровато прищурился:

     -- А я лично сладкого не люблю. В рот не беру, даю слово! Солененькие грибки под водочку -- это да! Мо­жет, потому за разнообразием не гнался.

     -- Есть во-вторых, Ирина Сергеевна?

     -- Да. Ежедневно я получала от него указания, что и в какие магазины завтра отправлять.

     Она с удовольствием нанесла удар, и Кудряшов за­беспокоился: запахло конкретикой.

     -- Что с тобой стряслось, Ирина? Зачем это тебе надо?

     -- Отвечайте по существу.

     -- Обращаю ваше внимание на то, что нет никаких документов, которые подтверждают ее слова.

     -- Зато работники магазинов подтверждают, что имен­но вы приезжали договариваться о сбыте и вам они отдавали половину стоимости "левых" пирожных.

     -- Это кто же именно под меня копает?

     -- С ними вы встретитесь.

     -- Встречусь -- тогда посмотрим.

     Он уперся в Маслову угрожающим взглядом. Подчи­ненных привык держать в узде. Она и сейчас его побаива­лась. Остальные тоже, некоторые буквально трепетали. Из грязи в князи -- почти всегда самодур. А Кудряшов к тому же недюжинный человек. Пороха не выдумал, однако по размаху превзошел многих коллег. Когда взяли, оценил трезво, что летит с порядочной высоты и внизу жестко, но упрямо надеялся извернуться, как кошка, и упасть на четыре лапы. Да и было на что надеяться: благодетелей высоких хватало. Недаром же Капустин искал к Знаменс­кому подходы.

     И все ресторанные стояли за Кудряшова, и с ним вместе надеялись, и показания против него Знаменский выжимал по капле, если уж бесспорными уликами тес­нил в угол. А Маслова... Маслову Кудряшов не способен был понять.

     -- И чего мы с тобой не поделили, Ирина? Скамью подсудимых? Чего тебе вздумалось на меня капать?

     -- Прекрасно знаешь, что я сказала правду!

     -- При чем тут правда-неправда? На кой ляд ты стрип­тиз устраиваешь?! Вы записали, что я не признаю, что вовлек Маслову?

     -- Запишу, бумага -- вещь терпеливая. Но вы себе противоречите. То не вовлекали, то загодя совали деньги.

     -- Так совал просто для проверки: можно с ней ра­ботать или нельзя. Вы, гражданин следователь, не делайте из меня паровоза. Статья у всех будет одна, и срок -- извините. Я шестью годами обойдусь, мне пят­надцать ни к чему! Все было на равных. Начальники, подчиненные -- это по официальной линии, а наше де­лопроизводство простое: мне моргнули, я кивнул, и вся бухгалтерия.

     -- Но подпольные деньги распределяли вы.

     -- Ну, черная касса была у меня, верно. Только кас­сир -- это ж не директор.

     -- Малоубедительно.

     -- А я настаиваю, что никто ее не обольщал и не совращал! Вот вы задайте Масловой вопрос: если она такая хорошая, что ж она мне, негодяю, поддалась? Чего ж не отказалась, не сбегала в органы?

     -- Так я тебе сразу и поддалась? А ты забыл мои заявления об уходе? Я три раза писала, и ты три раза рвал! Забыл, как грозился уволить с волчьим билетом? С такой характеристикой, что никуда не возьмут?

     -- Сказать все можно, сколько угодно!

     -- А почему вы ее, собственно, удерживали? Нашли бы кого другого, кто охотней помогал воровать.

     -- Да она же редкий человек -- с огоньком, с твор­ческой жилкой! Где бы я вторую такую нашел?

     -- Вам непременно с творческой жилкой?

     -- Даже, извините, глупый вопрос!

     Все-таки занятный мужик. Не хочешь, да улыб­нешься.

     -- Зря смеетесь. Чтобы -- как вы грубо выражаетесь -- воровать, в нашем деле надо прежде работать уметь. Кто не умеет -- мигом в трубу вылетит, будь он хоть честный, хоть какой. Если хотите знать, мы всегда шли с перевыполнением плана. Вся наша прибыль -- сверхплановый товар!

     -- Но за счет чего?

     -- А я вам скажу. За счет умения работать без потерь -- раз. За счет высокого профессионального мастерства -- два. И за счет постоянной заботы о вкусовых качествах -- три. Это ж не секрет: у плохой хозяйки какая-нибудь котлета -- хоть выброси, а у хорошей -- пальчики обли­жешь. Маслова -- хозяйка хорошая.

     -- Выходит, Ирина Сергеевна, мы вас тягаем за про­фессиональное мастерство и заботу о качестве. Как забота осуществлялась на практике?

     -- В крем доливали воду... Вместо сливочного масла клали маргарин... В некоторое тесто полагается коньяк -- лили водку... Искусственно увеличивали припек... Много способов.

     Неловко ей, потупилась. Удивительное дело -- пройдя кудряшовскую школу, сохранить стыд.

     Когда опять осталась со Знаменским вдвоем, передо­хнула с облегчением, и все тянуло выговориться. Что ж, долго молчала -- перед мужем, перед матерью, знакомы­ми. Знаменский ей не мешал.

     -- Наверно, был какой-то выход. Но связал он меня этими "премиями", имей, говорит, в виду, ты за них расписывалась!.. И, бывало, все разжигал. Приведет свою девицу и велит показывать, какая на ней шубка, какое белье... Я не оправдываюсь, хочу, чтобы вы поняли, до чего постепенно...

     Выход у нее был один: найти другую совсем работу, где волчий билет Кудряшова не имел бы значения. Но на это нужна решительность, воля. И готовность расстаться с даровыми деньгами. Между прочим, мать у нее была продавщица. Правда, в иные времена, когда не обяза­тельно липло к рукам, да и липли-то сравнительно крохи. И все же она ее растила, она выводила в люди, отцом не пахло.

     -- Вы не представляете, как сначала все незаметно! Вот, например, прибегают: "Ирина Сергеевна, какао-порошок высшего сорта кончился, можно класть первый сорт?" Ладно, говорю, кладите, только побольше, чтобы мне калькуляцию не переделывать. А разве есть время проверить, сколько положат? Снова бегут: "За нами сто "эклеров", подпишите вместо них "наполеоны", на "эклеры" крема не хватает!" Одного недостача, другого совсем нет, а третьего вдруг излишек вылез. И не разберешь, когда правда, когда для отвода глаз. Понимаете?

     -- Я -- да. А муж что-нибудь понимал?

     -- Ну, Коля... -- улыбнулась нежно. -- Вы же его видели -- не от мира сего...

     -- Не сказал бы.

     -- Да что вы! Большой ребенок, -- она мысли не допускала, что муж может кому-то не нравиться. -- Я когда второе заявление об уходе подала, то немножко дома объяснила осторожненько. Коля и говорит: ты стала мнительная, издергалась, надо больше доверять людям... И как раз день его рождения, побежала в комиссионку -- такой лежит свитер французский! А Кудряшов будто учуял: приносит двести рублей, прогрессивка, говорит, за полгода... и в мое заявление обернуты... Не устояла. До того привыкаешь покупать -- это страшно!.. Ночью чего не передумаешь, а придешь на работу -- все, как у людей, совещание об увеличении выпуска, в интересах потребителя, наш покупатель, борьба с ненормированными потерями, ваши соображения, товарищ Маслова. Все вроде воюем за правильные лозунги во главе с товарищем Кудряшовым...

     Знаменский отключился. Он предвкушал то, что собирался сообщить. Глянул на часы и прервал:

     -- Ирина Сергеевна, подследственного не обязательно держать в заключении до суда. И я думаю...

     Она прижала руки к груди, боясь поверить.

     -- Господи, неужели возможно?!

     Знал, понятно, что обрадуется, но она так рассиялась, таким светом озарилась, что он и сам согрелся в ее счастливых слезах.

     -- Пожить дома... с Колей, с девочками... наглядеться...

     Но это пока было в прожекте. Еще предстояло прота­щить через Скопина. И закавыка была не в нем, а в Смолокурове, который к Масловой не благоволил. Он увязался вместе идти по начальству и станет, разумеется, гнуть свою линию.

     -- Только быстро, -- сказал Скопин. -- Через двадцать минут ко мне пожалует делегация польской милиции.

     -- Вот справка по Масловой. Я думаю, можно изме­нить меру пресечения.

     Скопин отодвинул записку.

     -- Вообще-то, арест был необходим?

     -- Необходим и обоснован.

     -- Что же изменилось?

     -- Маслова все рассказала. Если я что-то понимаю в людях, искренне раскаивается. Сердце у нее неважное, часто приступы. На воле следствию не помешает.

     -- Разрешите, товарищ полковник? -- заскрипел сбо­ку Смолокуров.

     -- Да?

     -- Я -- против.

     -- Возражения?

     -- Маслова -- не заштатная фигура. Без нее хищения в "Ангаре" не имели бы половины того размаха. Расхити­тель ведь не карманник: украл и убежал.

     -- Михаил Константинович, обойдемся без пропис­ных истин.

     Но Смолокуров упрям.

     -- Разрешите, закончу мысль. Расхитителю бежать не­куда. Надо, значит, воровать так, чтобы воруемое как бы не уменьшалось. Вот это и обеспечивала Маслова. Вагон изобретательности! Ее прозвали "наш Эдисон". Малень­кий пример. Она разработала рецептуру фирменных було­чек, на которые шло все то же самое, что на пирожные. А разница в цене -- сами понимаете. Со склада продукты выписывали на булочки, отсчитывались выручкой за бу­лочки, а выпускали пирожные!

     Скопин прищурился на Знаменского, в прищуре юморок.

     -- Однако Смолокуров нарисовал выразительный пор­трет вашей подследственной.

     -- У нее двое детей, Вадим Александрович, а муж... словом, он уже осведомлялся, при каком сроке заключе­ния дают развод.

     -- Они не ладили?

     -- Да нет, по-своему он очень к ней привязан. Но трясется за собственную репутацию. Карьера -- прежде всего! Если Маслова проживет дома несколько месяцев, может быть, все уладится, в колонии он будет ее навещать, сохранится семья, ей будет куда вернуться.

     У Смолокурова любая эмоция грозит пиджачным пу­говицам. Чуть что -- он нещадно крутит пуговицу. Ну, так и есть, открутил, зажал в кулаке:

     -- У нас не благотворительная организация!

     -- Тоже верно, -- вежливо согласился Скопин, стара­ясь не видеть измочаленного пучка ниток на животе оперативника. -- Но я за то, чтобы следователь мог сво­бодно принимать решения. Кроме неправильных, безус­ловно. Готовьте документы на освобождение, Пал Палыч. Засим желаю здравствовать.

     Он, кажется, нарочно протянул руку Смолокурову, и тому пришлось перекладывать пуговицу в левый кулак.

     Вечером того же дня (казенное время истекло) Зна­менского ждал сюрприз. У двери своего кабинета он застал старшего следователя горпрокуратуры по кличке Фрайер. Меняя одну букву фамилии, кличка удачно вы­являла его пижонское нутро. Кроме пижонства, Сема Фрайер отличался самонадеянностью и высокомерием. Сталкивался с ним Знаменский и сцеплялся уже не раз -- но до сих пор по мелочи.

     -- Добрый вечер, Пал Палыч, я вот тебя караулю, -- с подозрительной любезностью произнес Фрайер.

     Они были на "ты", поскольку Сема мог говорить "вы" исключительно вышестоящим. Уселся на стул Знаменс­кого, вынул из портфеля бумагу с печатями.

     -- Ознакомься, -- из-за стола протянул бумагу, как просителю. -- Мы забираем дело Рябинкина.

     Тут Знаменский прямо рот раскрыл. В подобных слу­чаях из прокуратуры присылали письменное указание, и дело -- через канцелярию -- отвозил спецкурьер. Но чтобы старший следователь прискакал сам! Да еще пос­ле работы! Да ждал под дверью! И совсем неправдоподобно, когда все это -- Сема Фрайер! Некоторое время Знаменский подержал рот открытым. Сема улыбался чуть натянуто.

     -- Хорошо. Завтра отошлю, -- сказал Знаменский.

     -- Нет, я заберу сейчас. Ты же видишь, постановление подписано самим.

     Подпись прокурора города Знаменский видел. Но Ря­бинкина задержали утром, показания он давать отказался. В папочке сиротливо лежали материалы обыска и заявле­ние потерпевших.

     -- У меня даже не подшито.

     -- Не волнуйся, дела шить не хуже вашего умеем! -- и Сема заржал на всю Петровку.

     Понимая, что бесполезно, Знаменский все же зауп­рямился. Кому бы другому с удовольствием отдал -- заг­ружен был под завязку и ."Ангарой", и прочим. Да и Рябинкина ему ткнули абы куда, и не вызывал тот у него аппетита. Однако Фрайер автоматически порождал желание сопротивляться.

     -- Что за спешка? То к опечаткам -- и к тем придира­етесь, а то...

     -- Не о чем спорить, -- Сема нервно дернул голо­вой. -- У меня указание, у тебя постановление. Давай выполнять!

     -- Воля твоя, я доложу.

     Скопин, которому Знаменский позвонил на дом, задумчиво покряхтел.

     -- Черт с ними, не будем связываться. Только составь­те опись всего, что в деле, и пусть распишется...

     Дело Рябинкина имело предысторию грязную и мутную.

    

... ... ...
Продолжение "Естественная убыль" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Естественная убыль
показать все


Анекдот 
ФСБ перевыполнила план по внедрению оперативников в банды. На данный момент насчитывается 15 группировок, состоящих полностью из оперативников ФСБ.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100