Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Аллен, Грант - Аллен - Башня Волверден

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Аллен, Грант
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Грант Аллен. Башня Волверден

----------------------------------------------------------------------------

Пер. С. Лихачевой

OCR: birdy

Оригинал здесь - http://literature.gothic.ru/classic/prose/allen/tower.htm

----------------------------------------------------------------------------

I


     Мейэи Льюэллин еще не доводилось бывать в Волвердене; потому приглашение миссис Уэст привело девушку в немалый восторг.

     Волверден-холл, один из прелестнейших замков елизаветинской эпохи, расположенный в кентском Вильде, был куплен и обставлен в должном стиле (фраза заимствована у обойщика) полковником Уэстом, знаменитым миллионером из Южной Австралии.

     Полковник затратил на реставрацию баснословное состояние, обретенное в результате стрижки десяти тысяч овец и равного количества соотечественников, и теперь Волверден считался если и не самым красивым, то, по тайной мере, самым роскошным поместьем в окрестностях Лондона.

     Миссис Уэст дожидалась Мейзи на станции.

     Да, на Рождество в замок съехалось немало гостей; но миссис Уэст являлась образчиком церемонной, старомодной учтивости; она лично встречала каждого приглашенного: пренебречь долгом ее заставило бы разве что королевское повеление явиться в Виндзор. Миссис Уэст расцеловала Мейзи в обе щеки - она всегда души не чаяла в Мейзи - и, предоставив двум надменным молодым аристократам (в напудренных париках и сине-золотых ливреях) разыскивать ее багаж при свете дня, вместе с девушкой прошествовала через двери к поджидавшему экипажу.

     Подъездная аллея, ведущая к Волверден-холлу, совершенно очаровала Мейзи. Даже в облетевшем, зимнем обличий раскидистые липы изумляли благородством очертаний; а одетый плющом замок в конце пути, с окнами со средниками, с крыльцом в стиле Иниго Джонса, и с увитыми вьюнком фронтонами, являл собою строение столь же живописное, как и те образчики совершенства, что встречаются среди набросков мистера Эбби. Если бы только Артур Хьюм тоже вошел в число приглашенных, радость Мейзи достигла бы высшего предела. Но стоит ли столько думать об Артуре Хьюме, если она даже не уверена, любит ли ее Артур Хьюм или нет?

     Мейзи Льюэллин была высокой и хрупкой, с густыми черными волосами и одухотворенными чертами лица, как оно и подобает потомку Льюэллина ап Йорверта - такую девушку никто из нас не назвал бы иначе как "интересной" до тех пор, пока Россетти и Берн-Джонс не помогли нам разглядеть, что этот тип красоты заключает в себе красоту более проникновенную, нежели банальная бело-розовая прелесть. Глаза ее, в особенности, отличались лучезарной, едва ли не сверхъестественной глубиной, а восковая изящность пальцев и ноготочков казалась до странности прозрачной.

     - Я отвела вам комнату на первом этаже в новом крыле; вы ведь возражать не станете, милочка? - осведомилась миссис Уэст, лично провождая Мейзи в отведенные ей апартаменты. - Видите ли, съехалось ужасно много народа - все из-за живых картин!

     Мейзи с немым изумлением оглядела комнату первого этажа в новом крыле. Если это - покои, за которые миссис Уэст считает нужным извиниться, так каковы же лучшие помещения, отведенные почетным гостям? То была просторная, великолепно отделанная спальня; по более мягкому и пушистому восточному ковру ножкам Мейзи еще не доводилось ступать; штор более элегантных ей еще не доводилось видеть. Правда, двустворчатые, доходящие до пола окна, - так называемые, французские, - открывались, строго говоря, прямо во внутренний двор; но поскольку итальянская терраса с симметричной балюстрадой и массивными каменными шарами поднималась на несколько фугов над уровнем плавно понижающегося сада, расположение комнаты заключало в себе немалое удобство и практичность. По чести говоря, Мейзи пришлось по душе непривычное ощущение простора и свободы - выйти в сад не составляло труда, а поскольку окна закрывались крепкими ставнями и задвижками, девушка могла не бояться, что ночной взломщик попытается похитить ее миниатюрное жемчужное ожерелье или аметистовую брошь, вместо того, чтобы сосредоточить все свое внимание на знаменитой бриллиантовой диадеме миссис Уэст.

     Повинуясь естественному побуждению, Мейзи подошла к окну. Она любила природу. У самых ног ее раскинулся Вильд: бескрайние просторы изумляли разнообразием. В неясной декабрьской дымке сумеречные угодья сменяли друг друга, отступая все дальше и дальше, а вдалеке, на юге, полускрытые в туманном мареве, смутно вырисовывались известковые холмы Суссекса. Деревенская церковь, как это водится в старинных дворянских усадьбах, находилась в пределах поместья, рядом с домом. Хозяйка уверяла, что построили ее во времена Эдуардов, но в алтаре и по сей день сохранились остатки более древней, саксонской постройки. Единственное, что оскорбляло взор на общем фоне - так это новая белая башня, недавно отреставрированная (или, скорее, перестроенная заново): она составляла весьма тягостный контраст с матово-серым камнем и полуразрушенными консолями нефа и траксепта.

     - Какая жалость, что вид настолько испорчен! - воскликнула Мейзи, гладя на башню. Выросшая в Мерионетском приходе, девушка проявляла наследственный интерес ко всему, что касалось церквей.

     - Ах, полно, милочка моя! - возразила миссис Уэст. - Умоляю, полковнику об этом - ни слова. Стоит вам только шепнуть "вид испорчен", и у бедняги расстроится пищеварение. Полковник затратил огромные деньги на то, чтобы укрепить фундамент и воспроизвести скульптуры старой башни, которую мы снесли, и у добряка просто сердце разрывается на части, если кто-то отзывается о постройке неодобрительно. Есть на свете чудаки, знаете ли, которые с пеной у рта возражают против разумной реставрации!

     - Ах, да ведь это даже и реставрацией не назовешь! - проговорила Мейзи с откровенностью двадцатилетнего возраста и профессиональным интересом дочери антиквара. - Это полная реконструкция.

     - Может, и так, - согласилась миссис Уэст, - но если вы и впрямь так думаете, милочка моя, заклинаю, не вздумайте распространяться об этом в Волвердене!

     Пламя впечатляющих, просто-таки роскошных размеров и отборнейшего угля ярко полыхало в камине, но день стоял мягкий, ничуть не холоднее, чем осенью. Мейзи сочла, что в комнате чересчур жарко. Девушка открыла окна и шагнула на террасу; миссис Уэст последовала за ней. Дамы прошлись туда-сюда по широкой, усыпанной Гравием площадке, - Мейзи еще не снимала дорожного плаща и шляпки - а затем, почти не отдавая себе отчета, направились к воротам церкви. Погост изобиловал причудливыми старинными монументами, в том числе херувимами с отбитыми носами; многие из скульптур принадлежали к сравнительно раннему периоду, - их возвели, чтобы скрыть надгробные камни, на которых выстроили парапет. Паперть, с нишами для скульптур, - ныне опустевшими, ибо изваяния святых стали жертвою пуритан, - по-прежнему изумляло великолепием и красотой лепной отделки. На скамейке у стены примостилась старуха. При появлении владелицы поместья она не поднялась на ноги, и продолжала бормотать и ворчать себе под нос нечто неразборчивое - глухо и раздраженно. Тем не менее, Мейзи заметила: стоило ей приблизиться, и в глазах старухи внезапно вспыхнул странный огонек и та пристально воззрилась на гостью. Еле заметная нервная дрожь узнавания на мгновение сотрясла разбитое параличом тело. Неотрывный взгляд старухи, обращенный на девушку, внушал ей безотчетную тревогу, - хотя Мейзи затруднилась бы объяснить, почему.

     - Что за прелестная старинная церковь! - заметила девушка, любуясь флеронами в форме трилистников. - Если не считать башни.

     - Мы были просто вынуждены ее перестроить, - покаянно заметила миссис Уэст - отношение миссис Уэст к жизни в целом было проникнуто потребностью извиниться, словно она полагала, что не имеет права на столь заметно большее количество денег, нежели у ближнего. - Башня непременно рухнула бы, если бы мы ее хоть как-то не укрепили. Строение находилось в критическом, прямо-таки угрожающем состоянии!

     - Ложь! Ложь! Ложь! - вдруг воскликнула старуха, голосом нездешним и приглушенным, словно разговаривала сама с собой. - Башня бы не рухнула - всем ведомо, что не рухнула бы! Не могла она рухнуть. И не рухнула бы вовеки, кабы ее не сокрушили. И даже тогда - я была здесь, когда ее сносили - камни цеплялись друг задруга, ногами-руками, пальцами-когтями, пока их не разъяли силой, с помощью этой новомодной штуковины - не знаю, как и назвать, - динамит или как бишь его. И все - ради суетного тщеславия!

     - Пойдемте, милочка, - шепнула миссис Уэст, но Мейзи осталась на месте.

     - Трижды скреплена была башня Волверден, - продолжала старуха монотонным, вибрирующим речитативом. - Трижды укрепили башню душами дев, противу натиска людского или дьявольского. В основании укрепили ее противу землетрясения и разрушения. На вершине укрепили ее противу грома и молнии. В середке укрепили ее противу бури и битвы. Так бы и простояла башня тысячу лет, кабы недобрый человек не поднял на нее дерзновенную руку. Ибо гласит стих:


     Упрочен трижды Волверден:

     Три жизни крепят камень стен.

     Упрочен трижды кровью дев,

     Он выстоит, преодолев

     Напор стихий и Божий гнев.


     Старуха помолчала мгновение, затем, воздев костлявую руку в сторону новехонькой постройки, продолжила тем же голосом, но на этот раз с исступленным злорадством:


     Надежны своды и крепки,

     Но рухнут в пыль от злой руки.

     От злой руки в недобрый год,

     Могучих чар тройной оплот,

     Твердыня Вульфхере падет.


     Договорив, старуха заковыляла прочь и уселась на краю подземного склепа, расположенного неподалеку, по-прежнему не сводя с Мейзи Льюэллин странного, любопытного взгляда - примерно так изголодавшийся пожирает глазами еду, выставленную в витринах.

     - Кто она такая? - спросила Мейзи, охваченная неясным ужасом.

     - Да старая Бесси, - отозвалась миссис Уэст, с видом еще более виноватым (на этот раз за церковный приход). - Она вечно здесь околачивается. Заняться-то ей нечем: Бесси - уличная нищенка. Видите ли, ежели церковь расположена в пределах поместья, приходится смириться с неудобством; в остальном это так живописно, и романтично, прямо-таки в старом феодальном духе! Дорога к церкви считается открытой для общественного пользования, так что поневоле приходится пускать всех и каждого; а уж старуху Бесси отсюда силком не выставишь. Слуги ее боятся. Называют ведьмой. У нее недобрый глаз, и она доводит девушек до самоубийства. Но слуги все равно задабривают ее серебром, а она предсказывает им судьбу - каждому сулит должность дворецкого. У нее в запасе полным-полно кошмарных россказней про церковь Волверден - от них кровь стынет в жилах, милочка, все про древние суеверия да убийства, и все такое прочее. А самое худшее в том, что истории эти - чистая правда. В общем, своеобразная личность. Мистер Блейдз, антикварий, души в ней не чает; говорит, что старуха Бесси - последний живой кладезь народного фольклора и истории прихода. Но мне лично это все не по вкусу. "До слез трогает", как говорят у нас в Шотландии. Слишком много погребенных заживо, знаете ли, милочка; не по мне эти ужасы!

     Дамы повернули назад, к резной деревянной покойницкой, одной из древнейших и изысканнейших во всей Англии. Поравнявшись со склепом, у дверей которого расположилась старая Бесси, Мэйзи снова обернулась полюбоваться на готические сводчатые окна хоров в раннеанглийском стиле и на еще более древнюю орнаментальную кладку с выступами - части разрушенной часовни Норманнской Богоматери.

     - До чего прочная постройка! - воскликнула девушка, поднимая взгляд к аркам: только они одни и устояли перед яростью пуритан. - И впрямь кажется, что церковь простоит вечно!

     Старуха Бесси наклонилась к самым дверям склепа, словно нашептывая что-то находившимся внутри. Но при этих словах она подняла взгляд и, повернувшись иссохшим, морщинистым лицом к владелице поместья, прошамкала сквозь немногие сохранившиеся, похожие на клыки зубы, старинное местное присловье: "Брэдбери - крепко сложен, Волверден - надежен, церковь Хэттон глаз не отвесть!"


     Три брата-зодчих - церкви три;

     Закляты трижды алтари:

     Девичьей кровью скреплены

     От пламени и от волны;

     Три жизни крепят камень стен -

     Хэттон, Брэдбери, Волверден!


     - Пойдемте отсюда, - вздрогнув, проговорила Мейзи. - Старуха меня пугает. Зачем она нашептывала что-то у дверей склепа? Мне она не нравится.

     - Милочка моя, - отозвалась миссис Уэст не менее испуганно. - Сознаюсь, что мне самой она не нравится. Как бы мне хотелось от нее избавиться! Я уж пыталась убедить ее переселиться в другие края. Полковник предложил ей пятьдесят фунтов и славный домик в Суррее, пусть только уедет - такой страх она мне внушает; но старуха и слушать не захотела. Сказала, что должна сторожить тела своих покойников; это совершенно в ее духе, видите ли: этакий современный упырь, выродившийся вампир! - и от тел ее покойников, погребенных в церкви Волверден, ни одна живая душа ее не прогонит.
II


     К ужину Мейзи надела белое атласное платье в стиле ампир - с завышенной талией, низким вырезом и цельнокроенным корсажем: по-детски трогательная простота покроя изумительно шла к ее нездешней, странной красоте. Девушка имела немалый успех.

     После ужина настал черед "живых картин". В качестве постановщика и режиссера выступал некий прославленный член Королевской академии, а актерами явились по большей части приглашенные гости.

     Первая картина, как Мейзи узнала из роскошной программки, называлась "Дочь Иеффая". Воспроизведению подлежал тот трагический эпизод, когда обреченная дева покидает отчий кров вместе со своими прислужницами, дабы в течение двух месяцев оплакивать свою чистоту в горах, прежде чем исполнится страшный обет, принуждающий Иеффая послать дочь на костер. Мейзи подумала про себя, что для праздника сцена эта чересчур торжественна и мрачна. Но знаменитый Академик питал склонность к такого рода тематике, и композиция его, вне всякого сомнения, была исполнена исключительного драматизма.

     - Настоящая симфония в белых и серебристых тонах! - заметил мистер Уиллс, известный искусствовед.

     - Как ужасно трогательно! - сказали большинство юных девушек.

     - Слишком уж напоминает россказни старой Бесси, верно, милочка? - тихо шепнула миссис Уэст, наклонившись к девушке со своего места, через два ряда от Мейзи.

     На сцене, чуть сбоку, перед самым занавесом, стояло пианино. Перерывы между картинами заполнялись песнями, которые, со всей очевидностью, подбирались в строгом соответствии с торжественно-мистическим настроем картин. Актерам-любителям обычно требуется много времени на подготовку, так что музыка оказалась весьма уместна; во всяком случае, задумано было неплохо. Но, размышляла про себя Мейзи, неужели устроители не смогли подобрать для рождественского вечера песню повеселее, чем "О, Мэри, ступай и позови коров, и позови коров, и позови коров, к песчаным дюнам Ди". Ее собственное полное имя было Мэри; именно так девушка подписывалась в официальных документах, и тоскливое эхо последней строчки, "Домой ее не жди", неприятно звенело в ее ушах вплоть до самого конца вечера.

     Вторая картина называлась "Принесение Ифигении в жертву".

     Постановка не оставляла места критике.

     Исполненный сурового достоинства отец, стоявший рядом с погребальным костром, по виду нимало не растроганный; жестокие лица жрецов; трепещущая фигура обреченной царевны; равнодушное любопытство и пытливый интерес героев в шлемах, наблюдающих за происходящим - для них принесение девственницы в жертву было не более чем тривиальным эпизодом ахейской религии - все было аранжировано Академиком-режиссером с непревзойденным искусством и исключительной выразительностью. Но больше всего Мейзи очаровала группа дев-прислужниц в ниспадающих белых хитонах: в этой картине они выглядели куда импозантнее, нежели в качестве свиты злополучной красавицы-еврейки. Две из них приковали к себе внимание гостьи - две девушки, само воплощение изящества и одухотворенности, в белых одеяниях до полу, не соотносимых с определенной эпохой или страной, застыли у самого края сцены, в правой части картины. - До чего прелестны вон те двое, последние в правом ряду! - шепнула Мейзи своему соседу, оксфордскому студенту с пробивающимися усиками. - Просто глаз не отвести!

     - Вы находите? - отозвался юнец, в замешательстве теребя усики. - А мне, знаете ли, они как-то не показались. Грубоваты, на мой взгляд. И эти собранные в пучок волосы... дань последней моде, не так ли? - слишком отдает современностью, э? Девица в греческом хитоне с модельной прической от Труфитта - увольте, это не по мне!

     - Ах, да я не этих двоих имею в виду! - отозвалась Мейзи, слегка скандализированная тем, что сосед счел ее способной плениться лицами столь вульгарными. - Я говорю про тех, что стоят сразу за ними, - две темнокудрые девушки, у которых волосы уложены так просто и мило - а в облике ощущается нечто нездешнее.

     Студент открыл было рот и воззрился на соседку в немом изумлении. - Не вижу... - начал было он, но тут же оборвал себя на полуслове: во взгляде Мейзи он прочел нечто такое, что сбило его с толку. Он покрутил усы, помялся - и промолчал.

     Занавес опустился, и несколько персонажей, не участвующих в последующих номерах, сошли со сцены и присоединились к зрителям, как оно часто водится, не переменив нарядов - великолепная возможность в течение всего вечера сохранить за собою преимущества, предоставляемые театральным костюмом, румянами и белилами.

     В числе прочих две девушки, вызвавшие восхищение Мейзи, неслышно скользнули к ней и заняли два свободных места по обе стороны от гостьи: неуклюжий студент только что ретировался восвояси. Незнакомки отличались не только красотою и безупречным сложением, что лишний раз подтвердилось вблизи; с первых же мгновений Мейзи ощутила удивительную духовную близость. Девушки тут же разговорились с ней, открыто и искренне, с обворожительной непринужденностью и изяществом манер. То были прирожденные леди, леди по воспитанию и по натуре. Та, что повыше (подруга называла ее Иолантой) казалась особенно милой. Уже само имя пленило Мейзи. Мисс Льюэллин тотчас же подружилась с обеими: обе обладали неким не поддающимся определению очарованием, которое само по себе оказывается наилучшей рекомендацией. Мейзи постеснялась спросить новых подруг, откуда те приехали, но из разговора их со всей очевидностью следовало, что Волверден они знают превосходно.

     Спустя минуту снова зазвучали фортепианные аккорды. Как нарочно, певица выбрала песню, которую Мейзи ненавидела больше всего на свете: шотландскую балладу "Недотрога-Мейзи", положенную на музыку Карло Лудовичи:


     Недотрога-Мейзи в лес

     Вышла спозаранку.

     Распевала на кусту

     Звонкая зарянка.


     "Пташка-пташка, расскажи,

     Под венец мне - скоро?"

     "Прежде шестеро друзей

     Гроб снесут к собору!"


     "Кто ж постель застелит мне?

     Спой, вещун крылатый!"

     "Седовласый пономарь

     Явится с лопатой.


     Между плитами светляк

     Высветит дорогу;

     Сыч с часовни позовет -

     "Здравствуй, недотрога!"


     Мейзи слушала песню, замирая от недоброго предчувствия. Девушка всегда терпеть ее не могла, но сегодня баллада заставила бедняжку похолодеть от ужаса. Гостья понятия не имела, что в эту самую минуту миссис Уэст, само воплощение раскаяния, с жаром шепчет на ухо соседке: "Ох, Боже мой, Боже мой, какой кошмар! И как я только допустила к исполнению эту песенку! Как неосмотрительно с моей стороны! Я только сейчас вспомнила, что мисс Льюэллин зовут Мейзи, знаете ли! - вон она, слушает, а сама побледнела как полотно! Никогда себе не прощу!"

     Высокая, темноволосая девушка рядом с Мейзи, та, что отзывалась на имя "Иоланта", сочувственно наклонилась к соседке.

     - Вам не нравится баллада? - спросила она, и в голосе ее прозвучала едва уловимая нотка упрека.

     - Ненавижу ее! - отозвалась Мейзи, тщетно пытаясь взять себя в руки.

     - Но почему? - осведомилась темноволосая девушка спокойным, на удивление мелодичным голосом. - Возможно, напев и печален - но так прелестен и безыскусен!

     - Меня тоже зовут Мейзи, - отозвалась новая подруга, с трудом сдерживая нервную дрожь. - И как-то так получается, что эта песня преследует меня всю жизнь. Я постоянно слышу кошмарный отзвук слов: "Прежде шестеро друзей гроб снесут к собору". И зачем только родители назвали меня Мейзи!

     - И все-таки - почему? - снова спросила Иоланта, с видом печальным и загадочным. - Откуда это отчаянное стремление жить - этот ужас пред смертью - эта необъяснимая привязанность к бренному миру! И с вашими-то глазами! У вас глаза в точности как у меня, - что, безусловно, прозвучало комплиментом, ибо очи темноволосой девушки казались до странности бездонными и лучезарными. - Обладатели подобных глаз, способных прозревать иной мир, уж верно, не должны страшиться врат вроде смерти! Ибо смерть - не более чем врата, врата к жизни в апофеозе красоты. Так начертано над дверью: "Mors janua vitae".

     - Что за дверь? - переспросила Мейзи; она вспомнила, что не далее как сегодня прочла эти самые слова и тщетно пыталась перевести их, хотя сейчас смысл внезапно прояснился.

     Ответ заставил ее вздрогнуть, словно от удара тока. - Врата склепа на кладбище церкви Волверден.

     Иоланта проговорила это очень тихо, но многозначительно.

     - О, какой ужас! - воскликнула Мейзи, отпрянув. Высокая, темноволосая девушка изрядно напугала ее своим последним откровением.

     - Вовсе нет, - возразила собеседница. - Жизнь так коротка, так суетна, так мимолетна! А за пределами ее - покой, вечный покой - безмятежность отдохновения - блаженство духа.

     - Долгожданная тихая гавань, - добавила ее спутница.

     - Но если... есть кто-то, кого не хочется оставлять позади? - робко предположила Мейзи.

     - Он вскорости последует тем же путем, - отозвалась темноволосая девушка тихо, но твердо, безошибочно угадав пол того, кто подразумевался под неопределенным местоимением. - Время летит так быстро! А если во временных пределах время летит быстро, то насколько же быстрее - в вечности!

     - Тише, Иоланта, - вмешалась подруга, подарив ей предостерегающий взгляд. - Начинается новая картина. Дай-ка взгляну: кажется, это "Смерть Офелии"? Нет, "Смерть Офелии" будет четвертым номером. А сейчас - номер третий, "Мученичество святой Агнессы".
III


     - Милочка моя, - промолвила миссис Уэст, столкнувшись с Мейзи в зале для ужина: хозяйка дома являла собою воплощенное раскаяние. - Боюсь, вы просидели в уголке одна-одинешенька почитай что в течение всего вечера!

     - Ох, что вы, нет! - ответила Мейзи, слегка улыбаясь. - Сперва мне составил компанию один из оксфордских студентов, а потом ко мне подсели вон те две милые, ясноглазые девушки в ниспадающих белых платьях. Интересно, как их зовут?

     - Какие девушки? - переспросила миссис Уэст несколько удивленно, ибо у нее сложилось впечатление, что большую часть вечера Мейзи просидела между двух пустых стульев, время от времени нашептывая что-то про себя (зрелище весьма пугающее!), но ни к кому при этом не обращаясь.

     Мейзи оглянулась по сторонам, тщетно высматривая новых подруг. Но, наконец, поиски ее увенчались успехом: недавние ее собеседницы уединились в одной из дальних ниш и потягивали красное вино из кубков венецианского стекла. - Вон те двое, - пояснила гостья, указывая рукою в нужном направлении. - Что за очаровательные девушки! Вы не знаете, кто они такие? Они меня просто обворожили!

     Мгновение миссис Уэст смотрела на них - или, скорее, в сторону ниши, куда указывала Мейзи, - а затем обернулась к девушке с видом озадаченным и смущенным- примерно так же отреагировал на ее слова и студент. - Ах, эти, - протянула она, так и буравя собеседницу взглядом. - Должно быть, профессиональные актрисы из Лондона. Как бы то ни было - я не совсем поняла, кого вы имеете в виду, - рядом с портьерой, у ниши в мавританском стиле, вы говорите? - боюсь, что их имен я не знаю! Так что кому и быть, как не профессионалкам!

     И миссис Уэст поспешно удалилась - словно испугавшись чего-то. Мейзи подивилась про себя, но мимолетное впечатление тут же изгладилось.

     Гости разошлись около полуночи или чуть позже, и Мейзи направилась в отведенные ей покои. В конце коридора, у двери, стояли ее новые знакомые, оживленно беседуя промеж себя.

     - О, так вы не уехали домой? - спросила Мейзи у Иоланты, проходя мимо.

     - Нет, мы ночуем здесь, - отозвалась темноволосая девушка, чьи глаза отличались такой выразительностью.

     Мейзи помедлила. - Не хотите ли зайти ко мне? - спросила она не без робости, повинуясь внезапному порыву.

     - Пойдем, Гедда? - откликнулась Иоланта, вопросительно глядя на спутницу.

     Подруга кивнула в знак согласия. Мейзи открыла дверь и отступила на шаг, пропуская гостей в спальню.

     Внушительных размеров пламя по-прежнему буйствовало в очаге, ослепительно-яркий электрический свет затопил комнату, шторы были задернуты, а ставни закрыты.

     Три девушки расположились у огня и некоторое время тихо беседовали о том - о сем.

     Новообретенные подруги совершенно очаровали Мейзи - их голоса звучали так нежно, мелодично и участливо; что до лица и фигуры, они могли бы позировать Берн-Джонсу или Ботгичелли. Наряды их пленяли утонченное воображение уроженки Уэльса изысканной простотой. Мягкий шелк ложился естественными складками и сборками. Единственным украшением платьев были две причудливые броши весьма старинной работы - алая, словно кровь, эмаль на золотом фоне образовывала подобие кельтского орнамента. На груди у каждой красовался небрежно закрепленный цветок. У Иоланты - орхидея с длинными, переливчатыми лепестками, оттенком и формой напоминающая некую южную ящерицу: темно-пурпурные пятна испещрили губу и венчик. У Гедды - цветок, подобного которому Мейзи еще не доводилось видеть - стебель пятнистый, словно кожа гадюки, зеленый, с красновато-коричневыми крапинами, жутковатый на вид; по обе стороны на манер скорпионьего хвоста изгибались огромные витые спирали ало-синих соцветий, весьма странные и зловещие. И в цветах, и в платьях ощущалось нечто нездешнее, колдовское; Мейзи не могла отвести глаз - они чаровали ее, отталкивая и завораживая, как змея гипнотизирует птицу; девушке казалось, что такие цветы пристали заклинаниям и ворожбе. Но ландыш в темных волосах Иоланты создавал ощущение чистоты и непорочности, более сочетающееся с утонченно-безмятежной, монашеской красотой девушки.

     Спустя какое-то время Гедда поднялась на ноги. - Здесь душно, - проговорила она. - Ночь, должно быть, выдалась теплая, если судить по закату. Можно, я открою окно?

     - О, конечно, не стесняйтесь! - отозвалась Мейзи; смутная тревога боролась в ее груди с врожденной учтивостью.

     Гелда отдернула шторы и распахнула ставни. Сияла луна. Легкий ветерок едва шевелил оголенные ветви серебристых берез. Мягкий снег чуть припорошил террасу и холмы. Белое крошево переливалось в лунном свете: серебристые лучи озаряли замок; чуть ниже церковь и башня черными силуэтами выделялись на фоне безоблачных просторов звездного неба. Гедда отворила окно. Повеяло прохладой и свежестью: воздух снаружи казался мягким и ласковым, невзирая на снег и на время года. - Что за великолепная ночь! - проговорила она, поднимая взгляд и любуясь созвездием Ориона. - Не пройтись ли нам немного?

     Если бы предложение не навязали ей со стороны, Мейзи никогда бы и в голову не пришло разгуливать по парку в незнакомой усадьбе, в вечернем платье, в зимнюю ночь, в то время как вокруг лежит снег.

     Но голос Гедды звучал так нежно и убедительно, а сама мысль показалась настолько естественной, стоило произнести ее вслух, что Мейзи, ни минуты не поколебавшись, последовала за подругами на залитую лунным светом террасу.

     Они прошлись туда-сюда по усыпанным гравием дорожкам. Как ни странно, невзирая на похрустывающее снежное крошево под ногами, воздух казался теплым и благоуханным. Что еще более странно, заметила Мейзи непроизвольно, хотя шли они все три в ряд, на снегу отпечатывалась только одна цепочка следов - ее собственных. Должно быть, у Иоланты и Гедды очень легкая поступь; а, может статься, ее собственные ножки теплее или подошва менее плотная, так что тонкий слой снега под ее шагами тает быстрее.

    

... ... ...
Продолжение "Башня Волверден" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Башня Волверден
показать все


Анекдот 
Смотрел по телевизору заседание Правительства, на вид все умные люди, но потом они - заговорили...
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100