Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Керуак, Джек - Керуак - Биг Сюр (пер.Н.Шилова)

Проза и поэзия >> Переводная проза >> Керуак, Джек
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Джек Керуак. Биг Сюр

---------------------------------------------------------------

© Copyright Джек Керуак

© Copyright Н.Шилова (shilova(а)list*ru), перевод

WWW: http://home.onego.ru/~schiller/

Date: 11 Sep 2003

---------------------------------------------------------------



     (перевод Н. Шиловой)
1


     Церковные колокола разносят по трущобному району печальный воздушный "Катлин", в то время как я просыпаюсь, удрученный и мрачный, стеная после очередного запоя, и более всего стеная оттого, что провалил свое секретное возвращение в Сан-Франциско, поскольку глупо напился, пока прятался среди бродяг на бульваре, а затем отправился прямиком в Норт Бич, чтобы повидать всех хотя мы с Лоренцо Монсанто и обменялись перед тем пространными письмами, выстроив план, как я тихо появлюсь, позвоню ему, используя кодовые имена типа Адам Юлч или Лаладжи Палвертафт (тоже писатели), а потом он тайно отвезет меня в свою тайную хижину в лесах Биг Сюра, где я мог бы побыть один и чтоб никто меня не тревожил в течение шести недель, чтобы просто рубить дрова, носить воду, писaть, спать, гулять и т.д., и т. д.- Я же вместо этого ввалился пьяный в его лавочку "Сити Лайтс" прямо в разгар вечерней субботней толчеи, все меня узнали (невзирая на то, что я был в своей маскировочной рыбацкой шапке, в рыбацком плаще и водонепроницаемых штанах), и все это выливается в буйную попойку во всех знаменитых барах, чертов "Король Битников" вернулся и всем ставит выпивку - И так двое суток, включая воскресенье, день, когда Лоренцо должен был подобрать меня в моем "засекреченном" трущобном отеле ("Марс" на углу Четвертой и Ховард), но когда он звонит, никто не отвечает, он заставляет служащего открыть дверь и что же видит: я валяюсь на полу среди бутылок, Бен Фаган растянулся частично уже под кроватью, а на кровати храпит Роберт Браунинг, художник-битник - И тогда он говорит себе: *Я заберу его на следующие выходные, наверняка он хочет побухaть недельку в городе (как обычно, я думаю)"; так вот он и уезжает в хижину в Биг Сюре без меня, думая, что поступил правильно, но Боже мой, когда я просыпаюсь, а Бен и Браунинг уже ушли, им удалось как-то втащить меня на кровать, и я слышу "Я Возьму Тебя Вновь Домой Катлин", которое так печально вызванивают колокола там в туманных ветрах, которое разносится над крышами жуткого старого похмельного Фриско, уау, вот я и попался и не могу больше влачить тело свое даже ради того, чтобы найти убежище в лесах, не говоря уж о том, чтобы хоть минуту оставаться в городе - Это первая вылазка из дома (моей матери), которую я предпринял с момента публикации "Дороги", книги, которая "принесла мне известность" и даже столько ее, что в течение трех лет меня сводили с ума бесконечные телеграммы, звонки, просьбы, письма, посетители, журналисты, любопытные (громкий голос вопрошает в полуподвальное окошко в ту минуту, когда я готовлюсь писать рассказ: "ВЫ ЗАНЯТЫ?"), или случай, когда журналист влетел наверх в мою спальню, когда я сидел там в одной пижаме, пытаясь записать сон - Подростки, перепрыгивающие шестифутовый забор, который я воздвиг вокруг двора ради уединения - Вечеринки, когда бутылки летят в окно моего кабинета: "Давай, выходи и выпей, если все работать и не отдыхать, Джеки идиотом может стать!" - Женщины, приходящие к моему дому со словами: "Я не спрашиваю, Вы ли Джек Дулуоз, поскольку знаю, что он носит бороду, Вы не могли бы подсказать, как мне найти его, мне нужен настоящий битник на мою ежегодную "Шумную Вечеринку" - Пьяные посетители, блюющие в моем кабинете и ворующие не только книги, но даже карандаши - Я и сам все это время пил, пытаясь быть общительным и не отставать от всего этого, но в конце концов понял, что вычислен и окружен, и что остается либо бежать назад в одиночество, либо умереть - И тут Лоренцо Монсанто написал: " Приезжай в мою хижину, никто не будет знать" и т.д., и вот я пробрался в Сан-Франциско, как уже было сказано, проделав 3000 миль от своего дома в Лонг-Айленде (Нортпорт) в прелестном купе поезда "Калифорнийский Зефир", глядя, как разворачивается Америка на картине моего личного окна, по-настоящему счастливый в первый раз за три года, проведя три дня и три ночи в купе за растворимым кофе с сэндвичами - Вверх к Гудзонской долине и через весь штат Нью-Йорк до Чикаго, потом равнины, горы, пустыня и в финале калифорнийские горы, все так просто и как сон заставляет вспомнить мои бедные суровые путешествия по трассе, когда у меня еще не было столько денег, чтоб ездить на трансконтинентальных поездах (школьники и студенты по всей Америке думают: "Джеку Дулуозу 26 лет, и он все время ездит автостопом", в то время как мне, усталому и измученному, несущемуся в койке купе через Солт Флэт, почти 40) - Но в любом случае такой замечательный старт по направлению к отдыху, который столь великодушно предложил милый старина Монсанто, и вместо того чтобы все прошло тихо и гладко, я просыпаюсь пьяный, больной, тошнотный, испуганный, просто в ужас приведенный печальной песней над крышами, смешавшейся с поминальным плачем Армии Спасения, которая митингует внизу на углу:"Сатана - вот причина твоего алкоголизма, Сатана - вот причина твоей аморальности, Сатана - везде, трудится для того, чтобы уничтожить тебя, если ты теперь не раскаешься", а еще похуже этого шум старых пьяниц, блюющих в соседней комнате, скрип шагов в коридоре, всюду стоны - Включая стон, от которого я проснулся, мой собственный стон в комковатой постели, вскрик, вызванный огромным гудящим в голове "хуу-хуу", которое, словно призрак, мгновенно оторвало меня от подушки.
2


     И я обвожу взглядом унылую клетку, вот мой надежный рюкзак, тщательно упакованный всем необходимым для жизни в лесу, включая миниатюрную аптечку и нюансы питания, и даже аккуратную маленькую сумочку с принадлежностями для шитья, очень умно собранную милой мамочкой (тут и безопасные булавки, и катушки, и специальные иглы для шитья, и маленькие алюминиевые ножницы) - Талисман-медальон с изображением Св. Кристофера, свитер, носовой платок и теннисные тапочки (для пеших прогулок) - Но рюкзак крепко засел в рассыпанном месиве бутылок, и все пустые, пустые бедняжки из под белого вина, бочонки, битое стекло, ужас..."Одно быстрое движение, либо я пропал*,- понимаю я, пропал в пьяной безысходности трех последних лет, которая суть и физическая, и духовная, и метафизическая безысходность, и ее ты не выучишь в школе, и неважно, сколько книг об экзистенционализме или пессимизме ты прочел, или сколько кувшинов видений, вызванных аяхуаской, выпил, или сколько мескалина принял, или пейотлей проглотил - Чувство, когда ты просыпаешься в белой горячке, в страхе перед жуткой смертью, которая с шумом капает из твоих ушей, как те особые тяжелые сети, что плетут тропические пауки, ощущение, будто ты горбатый грязный монстр, стонущий под землей в горячей испаряющейся жиже, тянущей вникуда длинную жаркую ношу, ощущение, будто стоишь по колено в кипящей свиной крови, уф, будто ты по пояс в гигантской сковородке, наполненной жирной коричневой помойной жижей, и нет в ней и следа мыла - Ты видишь в зеркале свое лицо, выражающее непереносимую муку, такое дикое и полное печали, что нельзя даже оплакать это уродство, этот провал, нет никакой связи с былым совершенством, а стало быть нечего и связать со слезами или чем-нибудь таким: словно вместо тебя в зеркале вдруг возник "Странник" Уильямса Сьюарда Берроуза - Хватит! "Одно быстрое движение, или я пропал", и я вскакиваю и первым делом встаю на голову, чтобы кровь прилила к волосатым мозгам, принимаю душ в холле, натягиваю свежую футболку, носки и белье, бешено пакуюсь, хватаю рюкзак и выбегаю, бросив ключ на доску, и попадаю на стылую улицу, и быстро иду к ближайшей бакалее, чтобы затариться едой на два дня, запихиваю ее в рюкзак и шагаю через пустые аллеи *Русской Тоски*, где бродяги сидят склонив головы к коленям в туманных дверных проемах унылой жуткой городской ночи, из которой я должен бежать или иначе умру, и прямо к автовокзалу - Через полчаса я в кресле автобуса, табличка гласит "Монтерей", и мы трогаем вдоль по чистому неоновому шоссе, и я сплю всю дорогу, и просыпаюсь удивленный и бодрый вновь, вдыхая запах моря, а водитель трясет меня: "Приехали, Монтерей" - И, слава Богу, это действительно Монтерей, я стою сонно, наблюдая в два часа ночи смутные маленькие мачты рыбацких судов через дорогу от автобусной остановки. Теперь все, что я должен сделать, чтобы завершить свой побег, это преодолеть четырнадцать миль побережья до моста через Ратон-каньон и войти в него.
3


     "Одно быстрое движение, или я пропал", и я просаживаю 8 долларов на такси, которое везет меня вдоль побережья, ночь туманна, но изредка можно увидеть звезды в небе, справа, там, где море, хотя моря не видно, о нем только слышно от таксиста - "Что за местность? Никогда не видел".

     "Ну так увидишь сегодня - Ратон-каньон, говоришь, ты там осторожней гуляй в темноте".

     "Почему?"

     "Ну просто зажги лампу, как ты говорил -"

     И действительно, когда он выгружает меня у моста через Ратон-каньон и подсчитывает деньги, я чувствую что-то неладное, слышен ужасный шум прибоя, но не оттуда, откуда бы дoлжно, его можно было бы ожидать отовсюду, а он поднимается снизу - Сам мост я вижу, но под ним ничего - Мост продолжает линию прибрежной трассы с одного обрыва на другой, прекрасный белый мост с белыми же перилами и бегущей посередине, так же как на шоссе, знакомой белой полосой, но что-то не так - Кроме того, в том направлении, где должен начинаться каньон, лучи зажженных фар такси упираются поверх нескольких кустов в пустоту, такое ощущение, будто висишь где-то в воздухе, хотя я могу видеть и дорожный грунт под ногами, и земляной откос, нависающий в стороне - "Что за черт?" - Я помнил все указания маленькой карты, которую выслал Монсанто, но в моем воображении это возвращение в убежище, домой было связано с чем-то шаловливым, буколическим, с приветливые леса и радость, а не эта воздушная ревущая тайна во тьме - Когда отъезжает такси, я, стало быть, включаю свою свой железнодорожный фонарик, чтобы с робостью оглядеться, но его луч, так же как свет фар, теряется в пустоте, на самом деле это батарейка жутко слабая, и я с трудом вижу обрыв слева - Что же касается моста, то его я уж и совсем не вижу, разве только ряды светящихся опор, постепенно уходящих дальше в ревущую пучину моря - Море шумит ужасно громко, буквально бросается на меня с лаем, как собака, из этого тумана внизу, иногда оно гулко ударяет в берег, но, Боже мой, где же этот берег, и как может море находиться под землей! - "Остается только, - соображаю я, - светить фонариком прямо под ноги, парень, и следовать за фонариком и следить, чтобы его свет не сбивался с дороги и надеяться и молиться, чтобы он высвечивал дорогу, которая будет здесь, пока есть свет", другими словами, я действительно опасаюсь, что сама лампа собьет меня с пути, если я рискну хоть на минуту поднять ее от колеи дороги - Единственное, что меня удовлетворяет в этом зависшем в высоте, ревущем ужасе тьмы это то, что прутья корпуса фонарика отбрасывают на утес слева от дороги огромные качающиеся черные тени, поскольку справа ( где от морского ветра извиваются кусты) теней нет, нечему там свет отражать - И вот я начинаю свой долгий трудный путь, рюкзак за спиной, голова склонилась вслед за лучом лампы, голова книзу, а глаза с подозрением взглядывают чуть вверх, как у человека, который находится рядом с буйнопомешанным, но старается не замечать его - Грунтовая дорога идет чуть вверх, поворачивает направо, чуть опускается, затем внезапно устремляется выше и выше - К этому времени шум моря далеко позади, и в какой-то момент я даже останавливаюсь, чтобы оглянуться назад и ничего не увидеть - "Выключу-ка я фонарь и посмотрю, что тут можно разглядеть"; я буквально врастаю ступнями в дорогу - Ни хрена, выключив лампу, я не вижу ничего кроме смутного песчаного клочка под ногами.

     Пробираясь выше и дальше от морского рева, я вроде начинаю чувствовать себя более уютно, но вдруг с испугом натыкаюсь на дороге на какую-то штуку, останавливаюсь и протягиваю руку и пододвигаюсь бочком, это всего лишь пастушья тропа пересекает дорогу (железные стойки ее перегораживают), но в этот момент стремительный порыв ветра налетает слева, оттуда, где должен был быть утес, я высвечиваю это место, но ничего не вижу. "Да что за черт!", "Не теряй дороги", говорит другой голос, пытаясь быть спокойным, я так и делаю, но в следующий момент слышу треск справа, направляю туда луч, и вновь ничего, только кусты потрескивают сухо и предательски, просто кусты, растущие на высокой стене каньона и очень удобные для обитания гремучих змей - (это и была гремучая змея, они очень не любят, чтобы их будил среди ночи горбатый монстр, плетущийся с фонариком).

     Но дорога вновь ведет вниз, предательский утес вновь вырастает слева и очень скоро, если мне не изменяет память и если верить лориной карте, она должна появиться, речушка, я слышу ее журчание и лепет там внизу, на дне этой тьмы, где я по крайней мере буду на земле и смогу выносить порывы ветра, налетающие сверху - Но чем ближе я подхожу к речушке, тем громче она шумит, в то время как спуск становится все круче, так что мне вдруг приходится лететь кубарем, и я начинаю подозревать, что рухну в нее раньше, чем успею ее заметить - Она шумит подо мною, как гневная река, вышедшая из берегов - Кроме того, здесь темнее, чем где бы то ни было! Тут болотца и жуткие папоротники, и скользкие бревна, и мхи, и опасные заросли, поднимается влажный туман, холодный, как дыхание смерти, огромные угрожающие деревья начинают нависать над головой и царапать рюкзак - Я знаю, чем ниже я скачусь, тем громче будет шум, и в ужасе представив, во что он превратится, я останавливаюсь и слушаю, он нарастает, таинственно обрушиваясь на меня из сердцевины гневной битвы темных сил, дерево или валун или что-то еще ломается, все рушится, вся мокрая черная подводная грозная земля - Я боюсь (afraid) туда идти - Я ужасаюсь (affrayed), как сказали бы во времена Эдмунда Спенсера, что буду ужален (frayed) кнутом, да еще мокрым - Скользкий зеленоватый дракон проносится в кустарнике - Яростная битва не позволяет мне сунуться дальше - Она идет здесь миллион лет, и мне нельзя нарушать эту тьму - Она огрызается из тысяч ущелий, и чудовищные корни красного дерева опутали всю карту творения - Это темный гул в тропическом лесу, и он не желает, чтобы жалкий бродяга, испуганно ожидающий поодаль, добрался до моря - Я почти ощущаю, как присоединяется голос моря к этому шуму деревьев, но вот мой фонарик, и все, что мне нужно, это следовать чудесной песчаной дорожкой, что ниже и ниже спускается в эту бойню, и вдруг надежда, контур бревенчатого моста, вот перила, вот речка четырьмя футами ниже; перейди мост, бродяга, и посмотри, что там на другой стороне.

     Брось один быстрый взгляд на воду внизу, просто вода над камнями, маленький ручей, всего-то.

     И вот передо мной сонный луг с милыми добрыми воротами кораля и колючей изгородью, где дорога сворачивает налево, но тут я уже расстаюсь с ней. Потом перелезаю через изгородь и оказываюсь на милой песчаной дорожке, петляющей среди душистых зарослей вереска, словно я наконец-то выбрался из преисподней в милый старый Рай Земной, и слава Богу (и хотя минутой позже мое сердце вновь уходит в пятки при виде чего-то черного в белом песке впереди, но это всего лишь кучи, оставленные старым добрым мулом, нагадившим в Раю).
4


     А утром (выспавшись в белом песке у ручья) я вижу то, что так испугало меня во время ночной прогулки по каньону - Дорога поднимается по стене высотой в тысячу футов, с резкими обрывами кое-где, особенно на пересечении с пастушьей тропой, карабкается все выше, туда, где сквозь пролом в утесе видно, как ползет туман сзади из морского залива, достаточно страшного самого по себе, как если бы одной дыры для сообщения с морем было мало - Но хуже всего мост! Я медленно шагаю в сторону моря по дорожке вдоль ручья и вижу ужасно тоненькую белую полоску моста и тысячи вздохов непреодолимой высоты над лесочком, по которому я иду сейчас, невероятно, и чтобы заставить сердце биться от ужаса подходишь к узенькому уступу, по которому проходит тропа, а гулкий прибой надвигается, обрушиваясь белой пеной на песок, как если бы находился выше того места, где ты стоишь, словно внезапная приливная волна мира, способная заставить тебя отступить и бежать назад в холмы - Мало того, голубое море там, позади гигантских обрушивающихся валов, полно огромных черных скал, которые вырастают, словно замки древних великанш-людоедок, и истекают черным илом, да здесь же миллиарды лет скорби, и огромный утес справа со слюнявыми губами пены у основания - Ты высовываешься над милой и уютной лесной тропинкой, зажав в зубах соломинку, и сплевываешь ее, чтобы полюбоваться на ее гибель - И оглядываешься на невероятную высь моста, ощущая саму смерть, и не без причины: под мостом в песке позади утеса, бля, сердце в пятки уходит: автомобиль, сорвавшийся с моста дней 10 назад, пролетевший тысячу футов вниз и приземлившийся наконец, все еще там, перевернутые ржавые шасси в драном хлюпанье изъеденных морем шин, старые спицы, бывшие сиденья, из которых лезет солома, одинокий печальный насос, а людей уже нет -

     Повсюду вздымаются гигантские локти Скалы, в них прячутся гроты, взбивая пену, плещутся морские волны, гудят и бьются о песок, дно уходит все глубже (здесь вам не пляж "Малибу") - А оборачиваешься и видишь приятный лесок, что вьется над ручьем, прямо как пейзаж где-нибудь в Вермонте - Но стоит посмотреть наверх, оглянуться назад, Боже мой, ты стоишь прямо под висящим мостом, бегущим тонкой белой линией от скалы к скале, а неразумные машины мчатся по нему, словно сны! От скалы к скале! Вдоль всего гневного побережья! Так что позже, слыша от кого-нибудь: "О, Биг Сюр, это, наверное, прекрасно!", я каждый раз задумывался, почему все говорят о его красоте несмотря на и вопреки тому, что он устрашающ, вопреки его стонущим блейковским вершинам мук Творения, его перспективе, когда едешь по прибрежному шоссе солнечным полднем, и глазу открываются мили и мили ужасного прибоя.
5


     В другом, мирном конце Ратон-каньона было даже страшновато, в восточном конце, где под сенью нескольких странных деревьев Альф, домашний мул здешних поселенцев, спал по ночам и видел мирные сны, просыпался, чтобы попастись на травке, а затем медленно преодолевал расстояние до морского берега, где можно было видеть, как он стоит неподвижно на песке у самых волн, как персонаж древнего мифа - Позже я прозвал его Альф-Священный Ослик - Собственно пугающей была гора, поднимавшаяся в восточном конце, необычная, похожая на бирманские горы, с уступами и прихотливыми террасами и странной снежной шапкой на вершине, на которую я с самого начала, даже когда был еще здоров и бодр, смотрел с замирающим сердцем ( а спустя шесть недель, во время полнолуния третьего сентября, в этом же каньоне я сошел с ума) - Гора напоминала о моих последних навязчивых кошмарах в Нью-Йорке, где фигурировала "Гора Мьен-Мо", табуны летающих лунных лошадей в поэтически накинутых пелеринках кружили возле ее вершины на высоте тысячи миль (так сказали во сне), а в одном из кошмаров я увидел на верхушке огромные пустые скамьи, такие молчаливые в лунном сиянии вершины мира, словно на них сиживали боги или великаны, но только давно покинули их, так что теперь скамьи были покрыты пылью и паутиной, а в расположенной неподалеку пирамиде затаилось зло, прятался монстр с огромным шумно колотящимся сердцем, и обычные дворники, еще более зловещие, грязные и оборванные, готовили пищу на маленьких очагах - Узкие грязные норы, сквозь которые я пытался протиснуться с пучком помидорных стеблей, обвившихся вокруг шеи - Сны - Кошмары алкоголика - Их повторяющиеся серии крутились вокруг этой горы, на первый взгляд показавшейся прекрасной, но какая-то ужасная зеленая зреющая тайна опутала тропическую вершину, которая вознеслась над вечнозеленой страной так называемого "Мехико", а за ней - пирамиды, высохшие реки, другие страны, полные вражеской пехоты и еще большей опасности - хулиганов болтающихся по улицам в воскресенье - Так что вид этой обыкновенной печальной горы вкупе с мостом и автомобилем, рухнувшим с шумом в песок, прежде наверное дважды перевернувшись в воздухе, из которого не торчали уже ни локти, ни в клочья разодранные галстуки (напоминает жуткую поэму об Америке, которую можно было бы написать),ох, уханье сов, живущих в старых мрачных прогнивших деревьях в той дальней стороне каньона, куда я всегда боялся заходить - Этот непроходимо заросший крутой утес у основания Мьен Мо, где таятся пещеры, которые даже индейцы в десятом веке наверное не исследовали, он поднимается к неуклюжим мертвым деревьям среди кустарника, такого густого и высокого, и зарослей вереска, Бог знает какой высоты - А сразу за гранями утеса цвета темного винограда - огромные грязные тропические папоротники среди восставших в спонтанной забастовке хвойных деревьев, сам утес вырастает над тобой, в то время как ты топаешь по мирной дорожке - И, как уже было сказано, океан оказывается выше того места, где стоишь, как порты на старинных гравюрах кажутся всегда выше, чем города ( о чем с содроганием заметил Рембo) - Сколько зловещих комбинаций, включая летучих мышей, которые позже стали слетаться, когда я спал в детской кроватке на веранде хижины Лоренцо, и кружить над моей головой, иногда настолько низко, что я испытывал суеверный страх при мысли, что она может запутаться у меня в волосах, и эти безмолвные крылья, как бы вам понравилось проснуться среди ночи и спросить себя, глядя как тихо бьются над вами крылья:" А на самом деле я верю в вампиров?" - Они безмолвно летают вокруг моей освещенной в три часа ночи хижины, где я читаю (ради Бога) (вздрагиваю) "Доктора Джекила и мистера Хайда" - Интересно, однако, как я всего за шесть недель превратился из безмятежного Джекила в истеричного Хайда, впервые в жизни потеряв контроль над мирным механизмом своего разума.

     Но ах, сначала то были прекрасные дни и ночи сразу после того, как Монсанто свозил меня в Монтерей, привез обратно с двумя коробками еды и, как договорились, оставил в одиночестве на три недели - В тот первый вечер, безмятежный и счастливый, я даже разглядел мощный свет его фар на мосту; луч - жуткий палец - доставал до блестящего дна той чудовищной высоты, я даже проследил, как он засиял над невспаханным морем, в то время как я сидел в рушащейся темноте у пещер в своем рыбацком облачении и записывал рассказы моря - Хуже всего видеть его отражение на этих сумасшедших причудливых скалах, где слышно уханье сов - Знакомиться со всем этим, привыкать к страху, к оседлой жизни в маленькой хижине с ее теплым очагом и керосиновой лампой, позволяя привидениям резвиться - Дом бхикку в лесу, ему нужен только покой, и он обретет его - И все же я никогда не узнаю, почему после трех недель счастья, покоя и адаптации к этому странному лесу моя душа так истощилась, когда я вернулся с Дейвом Вейном, Романой, моей девушкой Билли и ее ребенком - Рассказывать стоит, только если я смогу все это осмыслить.

     Потому что сначала все было так прекрасно, даже несмотря на то, что посреди ночи, когда я собирался заснуть, из моего спального мешка вдруг посыпались перья, и пришлось подниматься, проклиная все на свете, и зашивать его при свете лампы, иначе к утру он мог бы быть совсем пуст - И когда я склонился над иголкой в хижине, освещенной огнем очага и керосинки, пытаясь продеть нитку, появились эти чертовы крылья, бесшумно хлопая и отбрасывая тень в этом маленьком домике, прилетел кровавый вампир - Пытаюсь пришить несчастную заплату на мой старый рассыпающийся спальник (более всего пострадавший, когда я потел в нем, подхватив лихорадку в отеле в Мехико в 1957 году, после гигантского землетрясения), нейлон весь прогнил от этого застаревшего пота, но все еще мягок, поэтому пришлось отрезать клапан на старой рубашке и наложить на прореху заплатку - Помню, как отвлекался среди ночи от этой работы и уныло говорил:" Да, в аллее Мьен-Мо водятся вампиры" - Однако огонь потрескивает, заплата пришита, на улице булькает и глухо бьется ручей - Удивительно, сколько голосов у ручья начиная от глухого буханья литавр и заканчивая тоненьким женственным лепетом на мелководье, внезапные хоры и голоса из глубокой запруды, сначала меня так забавляло это круглосуточное разноголосое бульканье ручья, позже в кошмаре сумасшествия ночь превращалась в сплошное журчание и бред зловещих ангелов в моей голове - В общем, в конце концов к трем часам утра, когда мне было уже наплевать на летучих мышей, я уже не мог спать, слишком уж проснулся, поэтому подбросил дровишек в огонь и устроился читать бесконечный роман "Доктор Джекил и мистер Хайд", чудесную карманную книжицу в кожаном переплете, оставленную умницей Монсанто, который, видимо, тоже читал ее ночью широко раскрытыми глазами - На рассвете дочитываю последние элегантные фразы, время подниматься, идти за водой к ручью и готовить блинчики с сиропом на завтрак - Говорю себе:" А чего собственно париться, если что-то не так, например, если спальник развалился среди ночи, будь уверенней" - И добавляю:" Ебаные летучие мыши" - Момент удивительного открытия, в тот день, когда я остаюсь один в хижине, готовлю свой первый завтрак, мoю первую посуду, дремлю днем и просыпаюсь, чтобы сквозь бульканье ручья услышать восторженный звон тишины и небес - Когда говоришь себе:"Я один", и хижина вдруг становится домом просто потому, что ты приготовил в ней еду и вымыл посуду - Сумерки, религиозно и девственно светит лампа, после того как я тщательно отмыл в ручье калильную сетку и вытер туалетной бумагой, которая так ее заляпала, что пришлось снова мыть и на этот раз сушить на солнце, на предвечернем солнце, которое быстро исчезает за огромными крутыми стенами каньона - Сумерки, керосиновая лампа освещает хижину, я выхожу и срываю несколько папоротников, похожих на папоротники из священной книги Ланкаватары и одновременно на сетку для волос, " Смотрите, сэры, какая прекрасная сетка для волос!" - Над стенами каньона плывет вечерний туман, ширится, закрывает солнце, становится холодно, даже мухи на крыльце становятся такими же печальными, как туман над вершинами - Отступает день, и отступают мухи, подобно вежливым мухам Эмили Дикинсон, и с наступлением темноты засыпают где-то среди деревьев - Днем они вместе с тобой в хижине, но близится вечер, и они со странной грацией продвигаются все ближе к открытой двери - Где-то невдалеке гудят трутни, и кажется, что они прямо над крышей, гудение становятся все ближе и ближе (судорожно глотаю слюну), ты забиваешься в хижине и ждешь, может быть у каждого из двух тысяч есть поручение проведать тебя - Но потом к этому гудению, которое, как большая вечеринка, случается раз в неделю, привыкаешь - И в конечном итоге все прекрасно.

     Даже первая пугающая ночь на пляже среди тумана с блокнотом и карандашом; сижу на песке по-турецки и смотрю на неистовство Тихого океана, которое обрушивается на скалы, которые вздымаются посреди бухты, подобно угрюмым башням, покрытым саваном моря, посреди жаркой бухты, где волны бьются в пещерах, и поселения водорослей то всплывают, то опускаются, так что в фосфоресцирующем сиянии ночного пляжа ты видишь их плотоядный взгляд - В ту первую ночь я сидел там, и когда взглядывал наверх, видел лишь, что в кухне горит свет, на скале справа, где кто-то построил домик с видом на весь ужасный Сюр, я знал лишь, что кто-то там наверху тихо и мирно ужинает - Свет этого кухонного окна в домике наверху был похож на свет маленького слабого маяка, ютящегося на высоте тысячи футов над бушующим побережьем - Кто кроме скучающего старого почтенного и безрассудно смелого

     Архитектора, уставшего бегать по конгрессам, мог построить этот дом наверху, когда-нибудь великая трагедия в стиле Орсона Уоллеса разыграется здесь и женщина-привидение в белой рубашке с криком сорвется с этой скалы - Но на самом деле я вижу лишь свет на кухне и представляю себе тихий, нежный, может быть даже романтический ужин там наверху, среди воющего тумана, а здесь внизу, в этой кузнице Вулкана сижу я и грустно смотрю наверх - Целюсь окурком "Кэмела" в старую скалу, которой, наверное, уже миллиард лет и которая вздымается позади меня на недосягаемую высоту - Окошко маленькой кухни светится на самом верху, а позади поднимаются уступы огромного морского утеса, все глубже вдаваясь в сушу, так что я открываю от удивления рот: "Как будто собака лежит, эти задроченные огромные уступы этого сукиного сына" - Поднимаются, сметают и пугают человека до смерти, хотя что есть смерть среди этих скал и воды.

    

... ... ...
Продолжение "Биг Сюр (пер.Н.Шилова)" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Биг Сюр (пер.Н.Шилова)
показать все


Анекдот 
Хоронят наркомана. Гроб несут кореша, за гробом идет подруга и причитает: - Куда ж ты от нас уходишь? Там голодно, там холодно, сыро и темно. . . Один из несущих гроб: - Не я не понял. . . мы что его ко мне несем?
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100