Образ матери и новый эталон

Шишова Т. Л.

Образ матери - первый человеческий образ, возникающий у маленького ребенка. Ее лицо он начинает узнавать прежде всех остальных лиц. Прикосновение рук отличает даже во сне. Пребывая в утробе, младенец чувствует мамино настроение, слышит и запоминает ее голос. Замечательный российский врач Борис Зиновьевич Драпкин даже изобрел оригинальный метод лечения детей, основанный на том, что голос матери воздействует на ребенка с такой силой, с какой не воздействует больше ни один голос в мире! Всю жизнь отдав детской психиатрии, Борис Зиновьевич на склоне лет пришел к выводу, что лучшего психотерапевта, чем мать, для ребенка найти нельзя. Поэтому он обучал женщин вселять в малыша спокойствие и уверенность, давать ему положительный настрой и тем самым активизировать защитные силы организма для борьбы с болезнью. Как? Мама должна была каждый вечер говорить засыпающему ребенку о своей любви, и постепенно у детей без лекарств проходили заикание, тики и энурез, речь приходила в норму, уменьшались возбудимость. Конечно, в методике имелись свои тонкости, иначе ей не нужно было бы специально обучаться. Но речь сейчас не о них, а о том, что только голос родной матери и ничей другой так удивительно воздействовал на ребенка. Ни отцам, ни приемным матерям (даже если ребенок был взят в грудном возрасте и не знал, что его усыновили!) такого эффекта достичь не удавалось. Некоторых положительных сдвигов Драпкин добивался еще, включая в работу бабушек по материнской линии. (Он объяснял это похожестью голосов.) Однако та невидимая связь, которая устанавливается у мамы с ребенком еще до его рождения, у бабушки с внуком отсутствовала, потому и результаты были не столь впечатляющими.

Ребенок растет, и образ мамы тоже обрастает подробностями. Еще толком не умея говорить и тем более, связно выражать мысли, малыш знает о маме поразительно много. О ее характере, вкусах, привычках. Он впитывает это знание всеми органами чувств, бессознательно запечатлевает его и так же бессознательно начинает подражать. Исследования показывают, что младенец, лежа на руках у матери, невольно копирует ее мимику. Невооруженным глазом это незаметно, настолько мимолетны его гримаски. Но достаточно скоро в мимике и пластике ребенка, во взгляде или в повороте головы, в некоторых жестах и интонациях начинают проскальзывать "мамины мотивы". Даже когда малыш - вылитый папа, все равно, внимательно понаблюдав за ним, как бы фоном увидишь мать. Становясь старше, мальчики в норме подражают отцу, перенимая мужской тип поведения. Однако глубоко запечатленный, будто "впаянный" в психику образ матери все равно продолжает влиять на сына.

Но вернемся к раннему возрасту. Постепенно к чувствам и ощущениям, к интуитивным реакциям добавляется осознание. В какой-то момент слоги лепетной речи начинают наполняться смыслом и складываться в слова. Мало-помалу развивается и образное мышление, формируются представления об окружающей его действительности. И вот тут начинают происходить интересные вещи.

КАК ВОЗНИКАЕТ ОБРАЗ

Мыслит малыш конкретно, абстрактных понятий пока не понимает. Но ведь и для того, чтобы произвести любое самое элементарное обобщение, надо в какой-то степени абстрагироваться от конкретики и вычленить суть. Если этого не сделать, то как понять, что мама в халате и мама в пальто, мама с распущенными волосами и мама, убравшая волосы под платок, это не разные люди, а один человек? Крупнейший исследователь детской психологии Жан Пиаже называл эту способность интеллекта "символической функцией". Без нее мы бы воспринимали реальность как набор не связанных друг с другом статических кадров. Вместе они составляют медленно развертывающийся фильм, но без способности к символизации, лежащей в основе образного мышления, человек не мог бы увидеть ни связи между картинками, ни познать суть вещей, изображенных на них. То есть, в основе образного мышления - способность ощущать предметы, объекты и явления окружающего мира на уровне символов.

И ребенок на втором году жизни, даже не умея говорить, производит такую символизацию, показывая маму не только в реальности или на семейной фотографии, но и на картинке в книжке, где изображена вовсе не его мать, а мама сказочного героя. Значит, в его представлении уже существует не только образ собственной матери, но и мамы "вообще", некий обобщенный образ материнства. И, что очень важно, эти два образа мирно сосуществуют, не вступая в противоречие, а нередко и накладываясь друг на друга. Ребенок постарше, уже неплохо осознающий и разницу между людьми и животными, и границу между понятиями "мое" и "чужое", будучи захвачен действием мультфильма, в котором мамонтенок ищет маму, внутренне отождествляет себя с героем (на чем и основан эффект сопереживания), а его мать - со своей собственной. Это еще более яркий пример символизации, поскольку его мама, конечно, на мамонта не похожа, но он "зрит в корень" абстрагируясь от внешнего и сосредотачиваясь на смысловом наполнении материнского образа. Пока что малыш понимает этот образ не столько умом, сколько “умным сердцем”. Он еще не может связно выразить свои представления в речи, но душа его каким-то таинственным образом знает больше, чем ум. Она знает, КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ мама. Знает, даже если ребенок-сирота растет в детском доме или если поведение его мамаши абсолютно не соответствует эталону материнства! И именно это непостижимым способом полученное, Богом вложенное в душу знание дает возможность делать обобщения, производить аналогии, ухватывать суть. Оно служит для ребенка ориентиром, определяя его реакции (например, реакцию сопереживания), а также камертоном, на который настраивается его восприятие действительности и, соответственно, поведение.

В здоровом, гармонично развивающемся ребенке нет разрыва между внутренним и внешним. Содержание психической жизни и ее форма адекватны друг другу. Но "внутренне молчаливое я" все равно существует, и, видимо, именно в его глубинах хранятся некие базовые, ключевые символические образы, общие для всего человечества. Образы, которые активируются, когда ребенок получает соответствующие внешние впечатления, и, всплывая на поверхность, облегчают "складывание фрагментов в целостную картинку", формирование представлений ребенка об окружающем его мире и о жизни вообще. В современной западной (а теперь и отечественной, пошедшей по западным стопам) психологии, рассуждая об этом, обычно оперируют понятиями "архетипов", "архетипических образов", "коллективного бессознательного". В последние десятилетия часто можно услышать и о генетической памяти, "генетической программе", как бы "заложенной" в младенца и во многом определяющей его реакции.

Но по сути эти объяснения мало что дают. Тут скорее просто констатация факта: дескать, есть нечто "эдакое", не позволяющее говорить о младенце как о чистой доске. Но откуда оно взялось и что собой конкретно представляет - непонятно. Зато христианский взгляд на проблему позволяет многое прояснить. Хотя, конечно, все равно сотворение человека и наделение его разумом, которым не обладает больше ни одно живое существо на Земле, - великая тайна Божия.

ПОРА ПОДУМАТЬ О ДУШЕ

Исключая из рассуждений понятие о душе, мы обрекаем себя либо на механистичность, когда человек уподобляется сложно устроенному компьютеру, либо на какую-то мутную, запутанную мистику. Сам создатель учения об архетипах, Карл Густав Юнг "определял "архетип" различным способом в разное время. Иногда он говорил об архетипах, как если бы они были образами. Иногда он различал архетипы как бессознательные формы, лишенные какого-либо специфического содержания, и архетипические образы как содержание этих форм. Юнг и Бога, как известно, причислял к "архетипам".

А вот говоря о душе ребенка, которой он, по учению Св.Отцов, обладает с момента зачатия, и помня, что по Заповедям Блаженства, только чистые сердцем Бога узрят (Мф. 5:8), мы можем подойти к пониманию сути вопроса. Младенческая чистота приближает ребенка к духовному миру, дает возможность видеть и чувствовать то, что от взрослых уже закрыто.

Как мы знаем из Священного Писания, Адам в раю нарекал имена животным. Причем, имена эти давались не абы как, а со смыслом, отражая сущность каждой птицы, зверя и проч. "Подумай о том, какая нужна была мудрость, чтобы дать имена стольким породам птиц, гадов, зверей и прочих бессловесных..., всем им дать имена и притом имена собственные и соответствующие каждой породе, " - пишет свят. Иоанн Златоуст в "Беседах на книгу Бытия" (XIV, 5, с.115). А для этого необходимо было постичь некий внутренний образ каждого живого существа.

Конечно, полного тождества души ребенка с душой Адама быть не может, поскольку грехопадение повредило человеческую природу, сделало ее удобопреклонной ко греху. Но в раннем детстве грех еще не успевает прилепиться, приразиться к душе. Это потом страсти начинают обуревать душу и, как черные тучи, закрывают ее внутреннее око. "У души, - писал митрополит Вениамин (Федченков), - есть свой, более глубокий разум, истинный разум, интуиция, внутреннее восприятие истины". И пока ребенок чист и невинен, он, не обладая жизненным опытом и логикой, многое постигает именно этим "истинным разумом". Особенно то, что тесно связано с духовным миром. "Ты утаил от мудрых и разумных и открыл младенцам", - говорится в Евангелии (Мф. 11:25). Сколько взрослых годами (а то и до конца жизни!) бывает не в состоянии уразуметь то, что ребенок понимает без долгих объяснений, чуть ли не с полуслова. Понимает, конечно, по-своему, по-детски, но понимает - и это главное!

Конечно, среда, близкое и дальнее окружение ребенка, национальный уклад, в котором он живет, культурно-исторический "воздух", которым он дышит, интенсивно формируют его представления о мире. Но душа по отношению ко всему этому первична. Стало быть, первичен, и "внутренний разум, внутреннее восприятие истины" и он охотно откликается на внешние "позывные", легко воспринимает и усваивает их, не требуя пространных "лекций на тему" и верно улавливая суть многих вещей на уровне образа.

ОБРАЗ И ПРООБРАЗ

Каков же он, идеальный образ матери? Историки, литературоведы, культурологи, социологи, исследующие этот вопрос, отмечают его удивительную устойчивость. "Основные характеристики и эталонные черты социокультурного образа женщины-матери со времен Античности фактически не изменились, - пишет, со сслыкой на многочисленные исследования других авторов, в монографии "Женский образ в социокультурной рефлексии" Т.Г.Киселева. - Это женщина, обладающая неординарным жизненным опытом и даром интуитивного предвидения наиболее вероятных путей развития событий (особенно связанных с ее детьми); отличающаяся редкой добротой, чувством сострадания и умением понять своих детей и их решения; женщина, одаренная от природы неординарными способностями к воспитанию и убеждению; человек по природе необыкновенно стойкий, верный интересам своих детей и безоговорочно принимающий во имя их (или вместо них) любые испытания судьбы и т.п. Разумеется, в соответствии с культурными традициями разных народов этот набор характеристик мог в большей или меньшей степени варьироваться, но в целом он остается относительно типовым в культурах большинства цивилизованных (постпервобытных) сообществ".

Ну, а что касается прообраза идеальной матери, то для христианского мира, как нетрудно догадаться, его являет собой Богородица. Жертвенная любовь, чистота и нежность, кротость и в то же время нравственная стойкость - эти ассоциации возникают при упоминании о Пресвятой Деве даже у людей, далеких от церкви. И в недавние времена позднесоветского госатеизма именно с Ней, а не с какой-нибудь языческой богиней плодородия сравнивали матерей, если хотели выразиться возвышенно-поэтически. Хотя, конечно, советская власть, сделавшая огромный рывок на пути женской эмансипации, усиленно прославляла женщин-борцов за народное счастье: революционерок, участниц войны и тружениц, подразумевая под этим словом профессионалок в самых разных отраслях, а вовсе не домохозяек. Как будто они не трудились! Впрочем, и тут все было неоднозначно: существовало звание матери-героини, но его получали немногие - женщины, родившие и воспитавшие минимум 10 детей. И все же образ "просто матери" остался важнейшим образом культуры, не претерпев кардинальных изменений. Доминанты были традиционными: самоотверженность и нравственная высота. В этом смысле преемственность не прерывалась.

Софья Николаевна из "Семейной хроники" С.Т.Аксакова, потомственная дворянка, жившая в конце XVIII-начале XIX вв., не смыкала глаз у постели тяжко больного сынишки, и лирическая героиня знаменитой песни времен Великой Отечественной войны "Темная ночь", вряд ли дворянского происхождения, делала то же самое. Мать, не спящая над ребенком, это вечный образ, на все времена. Просто плакавшие, жалевшие, любившие и трудившиеся не покладая рук матери, на самом деле своей самоотверженной жизнью вымаливали и детей, и мужей, и страну. "Россия удержалась благодаря матерям, - говорил старец Паисий Святогорец. - Отцовское объятие - если в нем нет Благодати Божией - сухо. А объятие материнское - даже без Бога имеет в себе молоко" ("Слова", том IV, стр.89).

МАМА, МИЛАЯ МАМА! КАК ТЕБЯ Я ЛЮБЛЮ...

Не сосчитать светлых образов матерей, которые донесли до нас сказки и легенды, стихи и песни, рассказы и повести, романы и мемуары, спектакли и кинофильмы. Они обступали ребенка с раннего детства и сопровождали всю жизнь. Это был как бы привычный фон - в том смысле, что такая трактовка считалась сама собой разумеющейся. Приведу всего один пример, свидетельствующий о масштабности описываемого явления. Любовь Соколова сыграла в своей жизни около 300 ролей (в том числе в фильмах "Тихий Дон", "Я шагаю по Москве", "Ирония судьбы или с легким паром", "Доживем до понедельника") и была внесена в книгу рекордов Гиннеса как актриса, исполнившая больше всего ролей матери. Причем, она всегда отказывалась от отрицательных персонажей, говоря, что нельзя разрушать сложившийся образ верной жены, доброй матери и бабушки.

"Постоянное присутствие матери сливается с каждым моим воспоминанием, - писал в "Детских годах Багрова-внука" С.Т.Аксаков. - Ее образ неразрывно соединяется с моим существованием, и потому он мало выдается в отрывочных картинах первого времени моей детства, хотя постоянно участвует в них".

"… матери не ожидают наград. Мать любит без толку и без разбору. Велики вы, славны, красивы, горды, переходит ваше имя из уст в уста, гремят ваши дела по свету - голова старушки трясется от радости, она плачет, смеется и молится долго и жарко. А сынок, большей частью, и не думает поделиться славой с родительницею. Нищие ли вы духом и умом, отметила ли вас природа клеймом безобразия, точит ли жало недуга ваше сердце или тело, наконец отталкивают вас от себя люди и нет вам места между ними - тем более места в сердце матери. Она сильнее прижимает к груди уродливое, неудавшееся чадо и молится еще долее и жарче" (И.А.Гончаров "Обыкновенная история").

"Я помню спальню и лампадку,

Игрушки, теплую кроватку

И милый, кроткий голос твой:

"Ангел-хранитель над тобой!" (И.А.Бунин "Матери")

"О, материнская любовь, любовь, которая никого не забывает! Манна небесная, которую Господь разделяет и умножает, стол, всегда накрытый у родительского очага, за которым у каждого есть свое место и за которым все собираются вместе!" (В.Гюго)

Особенно часто - что неудивительно - образ матери встречается в произведениях для детей. Где-то она (как, скажем, в "Красной шапочке") –эпизодический персонаж. Где-то (например, в пьесе "Два клена") оказывается в центре сюжета. А где-то речь вообще идет о зимнем вечере, но как бы невзначай мелькнет сравнение месяца с мамиными сережками, и мама незримо появится на странице, и сразу станет теплей и уютней. Свет маминых глаз, тепло маминых рук, ласковый голос, нежная улыбка - эти выражения не приедаются, не кажутся избитыми, потому что они подлинны, органичны, в них нет жеманства. Душа - с радостью или с тоской - но всегда откликается на них.

Серьезно или шутливо, прямо, в лоб или прозрачным намеком ребенку на примере литературного героя показывают, как нужно относиться к матери. Вспомним хотя бы:

"Мама спит, она устала...

Ну, а я играть не стала!

Я волчка не завожу,

А уселась и си