Вход    
Логин 
Пароль 
Регистрация  
 
Блоги   
Демотиваторы 
Картинки, приколы 
Книги   
Проза и поэзия 
Старинные 
Приключения 
Фантастика 
История 
Детективы 
Культура 
Научные 
Анекдоты   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Персонажи
Новые русские
Студенты
Компьютерные
Вовочка, про школу
Семейные
Армия, милиция, ГАИ
Остальные
Истории   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Авто
Армия
Врачи и больные
Дети
Женщины
Животные
Национальности
Отношения
Притчи
Работа
Разное
Семья
Студенты
Стихи   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рубрикатор 
Иронические
Непристойные
Афоризмы   
Лучшие 
Новые 
Самые короткие 
Рефераты   
Безопасность жизнедеятельности 
Биографии 
Биология и химия 
География 
Иностранный язык 
Информатика и программирование 
История 
История техники 
Краткое содержание произведений 
Культура и искусство 
Литература  
Математика 
Медицина и здоровье 
Менеджмент и маркетинг 
Москвоведение 
Музыка 
Наука и техника 
Новейшая история 
Промышленность 
Психология и педагогика 
Реклама 
Религия и мифология 
Сексология 
СМИ 
Физкультура и спорт 
Философия 
Экология 
Экономика 
Юриспруденция 
Языкознание 
Другое 
Новости   
Новости культуры 
 
Рассылка   
e-mail 
Рассылка 'Лучшие анекдоты и афоризмы от IPages'
Главная Поиск Форум

Хармс, Даниил - Хармс - Стихи и рассказы

Проза и поэзия >> Русская довоенная литература >> Хармс, Даниил
Хороший Средний Плохой    Скачать в архиве Скачать 
Читать целиком
Даниил Хармс. Рассказы и повести



     "Я ДУМАЛ О ТОМ, КАК ПРЕКРАСНО

     ВСЕ ПЕРВОЕ!"

     Даниил Иванович Ювачев (1905 - 1942) еще на школьной скамье придумал себе псевдо- ним - Хармс, который варьировал с поразите- льной изобретательностью, иногда даже в под- писи под одной рукописью: Хармс, Хормс, Чармс, Хаармс, Шардам, Хармс-Дандан и т.д. Дело в том, что Хармс полагал, что неизмен- ное имя приносит несчастье, и брал новую фа- милию как бы в попытках уйти от него. "Вчера папа сказал мне, что, пока я буду Хармс, ме- ня будут преследовать нужды. Даниил Чармс. 23 декабря 1936 года" (дневниковая запись).

     Он происходил из семьи известного наро- довольца Ивана Павловича Ювачева, пригово- ренного в свое время к смертной казни, заме- ненной пожизненным заключением, отбывавшего ссылку на Сахалине, где с ним познакомился Чехов. Даня родился уже после освобождения отца, когда Ювачев вернулся в Петербург. В эти годы начала века отец Хармса стал авто- ром мемуарных и религиозных книг - послужил прототипом для героев Льва Толстого и Чехо- ва... Так что корни Хармса - вполне литера- турные. Но известно, что Иван Павлович, не одобрял сочинений сына, - столь не похожи они были на то, что он сам почитал в литера- туре.

     Хармс-писатель сформировался в 20-е го- ды, испытав влияние Хлебникова и заумника А. Труфанова, и обрел единомышленников в кругу поэтов, назвавших себя обэриутами (от ОБЭРИУ - Объединения Реального Искусства). "Кто мы? И почему мы?.. - вопрошали они в своем мани- фесте. - Мы - поэты нового мироощущения и нового искусства... В своем творчестве мы расширяем и углубляем смысл предмета и сло- ва, но никак не разрушаем его. Конкретный предмет,очищенный от литературной и обиход- ной шелухи, делается достоянием искусства. В поэзии - столкновение словесных смыслов вы- ражает этот предмет с точностью механики", и так далее. Обэриуты нашли себе приют в сте- нах ленинградского Дома печати, где 24 янва- ря 1928 года состоялся их самый большой ве- чер,"Три левых часа". Хармс - вместе с Н.За- болоцким, А.Введенским, К.Вагиновым, И.Бах- теревым и другими - читал на первом "часу" свои стихи, восседая на шкафу, а на втором "часу" была представлена его пьеса "Елизаве- та Бам", одним из постановщиков которой был сам автор. ОБЭРИУ очень увлекло Хармса, и он (вспомним возраст) разрывался между обэриут- скими занятиями и... возлюбленной. "Кто бы мог мне посоветовать, что мне делать? Эстер несет с собой несчастие. Я погибаю с ней вместе, - восклицал он в дневниковой записи 27 июля 1928 года. - Куда делось Обэ- риу? Все пропало, как только Эстер вошла в меня. С тех пор я перестал как следует пи- сать и ловил только со всех сторон несчас- тия. Если Эстер несет горе за собой,то как же могу я пустить ее от себя. А вместе с тем как я могу подвергать свое дело, Обэриу, полному развалу. Господи, помоги! Сделай, чтоб в течение этой недели Эстер ушла от меня и жила бы счастливо. А я чтобы опять принялся писать, будучи свободен как прежде!"

     Однако помогли разрубить этот узел спус- тя несколько лет совсем другие - внешние и недобрые силы. Желая положить конец выступ- лениям обэриутов в общежитиях, клубах, воин- ских частях и т.д. ленинградская молодежная газета "Смена" поместила статью "Реакционное жонглерство" (9 апреля 1930 года), имевшую подзаголовок: "Об одной вылазке литературных хулиганов". Тут прямо говорилось, что "лите- ратурные хулиганы" (читай: обэриуты) ничем не отличаются от классового врага. Автор статьи воспроизводил, очевидно, реальный ди- алог "пролетарского студенчества" с обэриу- тами: "Владимиров (самый молодой обэриут Юрий Владимиров. - Вл.Г.) с неподражаемой нагластью назвал собравшихся дикарями, кото- рые попав в европейский город, увидели там автомобиль.

     Левин (прозаик, обериут Дойвбер Левин. - В.Г.) заявил, что их "пока" (!) не понимают, но что они единственные представители (!) действительно нового искусства,которые стро- ят большое здание.

     - Для кого строите? - спросили его.

     - Для всей России, - последовал класси- ческий ответ".

     А в 1931 году Хармс, Введенский и неко- торые их друзья были арестованы и сосланы на год в Курск.

     Позади остались две единственные "взрос- лые" публикации Даниила Хармса - по стихот- ворению в каждом - в двух сборниках Союза поэтов (в 1926-м и 1927 годах). Больше Дани- илу Хармсу, как, впрочем, и Александру Вве- денскому, не удалось опубликовать при жизни ни одной "взрослой" строчки.

     Стремился ли Хармс к публикации своих "взрослых" произведений? Думал ли о них? По- лагаю, что да. Во-первых, таков имманентный закон всякого творчества. Во-вторых, есть и косвенное свидетельство, что он свыше четы- рех десятков своих произведений считал гото- выми для печати.

     Но при этом - вот сознание безвыходнос- ти! - не делал после 1928 года никаких попы- ток опубликовать что-то из своих "взрослых" вещей. Во всяком случае о таких попытках пока неизвестно.

     Больше того, - он старался не посвящать своих знакомых в то, что пишет. Художница Алиса Порет вспоминала: "Хармс сам очень лю- били рисовать, но мне свои рисунки никогда не показывал, а также все, что он писал для взрослых. Он запретил это всем своим друзь- ям, а с меня взял клятву, что я не буду пы- таться достать его рукописи". Думаю, однако, что небольшой круг его друзей - А.Введенс- кий, Л.Липавский (Л.Савельев), Я.С.Друскин и некоторые другие - были постоянными слушате- лями его сочинений в 30-е годы.

    А писал он - во всяком случае стремился писать - ежедневно. "Я сегодня не выполнил своих 3-4 страниц", - упрекает он себя. И рядом, в те же дни, записывает: "Я был наи- более счастлив, когда у меня отняли перо и бумагу и запретили мне что-либо делать. У меня не было тревоги, что я не делаю чего-то по своей вине, совесть была спокойна, и я был счастлив. Это было, когда я сидел в тюрьме. Но если бы меня спросили, не хочу ли я опять туда или в положение, подобное тюрь- ме, я сказал бы: нет, НЕ ХОЧУ".

    И тут же: "Человек в своем деле видит спасение, и потому он должен постоянно зани- маться своим делом, чтобы быть счастливым. Только вера в успешность своего дела прино- сит счастье. Сейчас должен быть счастлив За- болоцкий".

    "Довольно праздности и безделья! Каждый день раскрывай эту тетрадь и вписывай сюда не менее полстраницы. Если ничего не пише- тся,то запиши хотя бы по примеру Гоголя, что сегодня ничего не пишется. Пиши всегда с ин- тересом и смотри на писание, как на празд- ник. 11 апреля 1937 года". ("Голубая тет- радь" N% 24).

    Эти записи относятся к середине 30-х годов, когда сочинение для детей, в которое Хармса и других обериутов (Введенского, Вла- димирова, Дойвбера Левина...) вовлек Мар- шак, шло у Хармса все натужнее, все труднее. Начав с сотрудничества в журнале "Еж" (с 1928 года), а затем "Чиж" (с 1930-го), с то- го,что в одном номере журнала могли появить- ся и его рассказ, и стихотворение, и подпись под картинкой, Хармс к середине 30-х уже писал для детей все реже и реже, от случая к случаю. И можно лишь удивляться, что при сравнительно небольшом числе детских стихот- ворений ("Иван Иваныч Самовар", "Врун", "Иг- ра", "Миллион", "Как папа застрелил мне хорька", "Из дома вышел человек", "Что это было?", "Тигр на улице" ...) он создал свою страну в поэзии для детей и стал ее класси- ком. Нет, я не разделяю точку зрения, будто детская литература была для него "отхожим промыслом". Слишком честным и талантливым человеком был Даниил Хармс, чтобы писать только для денег. Да и сами детские стихи Хармса говорят за себя: они из того драго- ценного металла, что и стихи "для взрослых". Детская литература с конца 20-х годов до конца жизни была, что немаловажно для писа- теля, его лицом, его визитной карточкой,име- нем наконец.

    Но жил он, внутренне жил тем, что творил не для детей. Это - с самого начала - были рассказы, стихотворения, пьесы, статьи и да- же любая строчка в дневнике, письмо или час- тная записка. Во всем, в любом избранном жанре он оставался оригинальным, ни на кого не похожим писателем. "Я хочу быть в жизни тем же, чем Лобачевский в геометрии", - за- писал он в 1937 году.

    Мир удивился,узнав Даниила Хармса. Впер- вые прочитав его в конце 60-х - начале 70-х годов. Его и его друга Александра Введенско- го. До тех пор мир считал родоначальником европейской литературы абсурда Эжена Ионеско и Сэмюела Беккета. Но, прочтя наконец неиз- вестные дотоле и, к сожалению, еще не опуб- ликованные у нас в стране пьесу "Елизавету Бам" (1927), прозаические и стихотворные произведения Даниила Хармса, а также пьесу "Елка у Ивановых" (1939) и стихотворения А. Введенского, он увидел, что эта столь попу- лярная ныне ветвь литературы появилась за- долго до Ионеско и Беккета. Но ни Хармс, ни Введенский уже не услышали, как их чествуют.

    Слом, разлад, разрушение устоявшегося быта, людских связей и прочее они почувство- вали, пожалуй, острее и раньше других. И увидели в этом трагические последствия для человека. Так все ужасы жизни, все ее неле- пости стали на только фоном, на котором раз- ворачивается абсурдное действо, но и в какой -то мере причиной, породившей самый абсурд, его мышление. Литература абсурда оказалась по-своему идеальным выражением этих процес- сов, испытываемых каждым отдельным челове- ком.

    Но, при всех влияниях, на которые указы- вает сам Хармс, нельзя не видеть, что он на- следует не только Гоголю, которого, как мы потом узнаем, он ставил выше всех писателей, но и, например, Достоевскому... И эти истоки свидетельствуют, что русский абсурд возник не вдруг и не на случайной почве.

     Произведения Даниила Хармса - как ни на что похожие камешки в мозаике нашей литера- туры 20 - 30-х годов. Отмытые временем, как морем, они еще сильней отливают своей таин- ственностью, загадочностью.

     Рассказы и сценки из цикла "Случаи", по- священного жене, Марине Малич, удивительным образом передают, несмотря на весь их лако- низм (иные вещи - в треть машинописной стра- ницы) и фантасмагоричность, - и атмосферу и быт 30-ых годов. Их юмор - это юмор абсур- да. Хармс прекрасно сознавал, что такой юмор может быть не всякому понятен, и все же не отказывался от него. В заметках "О смехе" он говорил: "Есть несколько сортов смеха. Есть средний сорт смеха,когда смеется и весь зал, но не в полную силу. Есть сильный сорт сме- ха, когда смеется та или иная часть залы, но уже в полную силу, а другая часть залы мол- чит, до нее смех в этом случае совсем не до- ходит. Первый сорт смеха требует эстрадная комиссия от эстрадного актера, но второй сорт смеха лучше. Скоты не должны смеяться."

     "Меня, - писал Хармс 31 октября 1937 го- да, - интересует только "ч у ш ь"; только то, что не имеет никакого практического смы- сла. Меня интересует жизнь только в своем нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, уми- ление и азарт - ненавистные для меня слова и чувства.

     Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, пе- чаль и горе, радость и смех".

     Высказав свое кредо, он примерно в то же время открыл в дневнике имена писателей, кои больше всего близки ему. Этот список включа- ет шесть имен в таком порядке: Гоголь, Прут- ков, Мейринк, Гамсун, Эдвард Лир и Льюис Кэ- рролл. Причем Хармс - с точностью до сотой - сообщает, сколько, по его понятию, каждый из упомянутых писателей дает человечеству и сколько его, Хармса, сердцу. Гоголь - оди- наково: 69 - 69. Прутков: 42 - 69. Мейринк так же. Гамсун: 55 - 62. Лир: 42 - 59. Кэр- ролл: 45 - 59. И Хармс добавляет: "Сейчас моему сердцу особенно мил Густав Мейринк" (запись 14 ноября 1937 года). В это время Хармс перечитывает, пожалуй, лучший роман австрийского писателя - "Голем" - и делает для себя заметки по поводу прочитанного.

     Быт у Хармса, как и все действие, условен, алгебраичен, если говорить языком математики. Бытовой фон - не более чем стар- товая площадка, с которой начинается дейст- вие. В этом, в частности, убеждает и повесть "Старуха" (1939).

     Читать ее реалистическими глазами, забы- вая о направлении, которое исповедовал писа- тель, бесмысленно, - это приведет по край- ней мере к ошибочному суждению о вкусе ав- тора.

     По свидетельству Л.С.Друскиной, "Хармс" читал эту вещь Введенскому и Якову Семенови- чу (ее брату). "Выйдя от Хармса, Яков Семе- нович спросил Введенского:

     - Как тебе "Старуха"?

     На что Введенский ответил:

     - Я ведь не отказался от левого искусст- ва".

     Хармса занимала чудо, чудесное. "Интере- сно только чудо, как нарушение физической структуры мира", - замечает он в своей запи- си 1939 года. Он верил в чудо - и при этом сомневался, существует ли оно в жизни. Иног- да он сам ощущал себя чудотворцем, который может, но не хочет творить чудеса. Один из часто встречаемых мотивов его произведений - сон. Сон как самое удобное состояние, среда для того, чтобы свершались чудеса и чтобы в них можно было поверить. Сон был не только лучшей формой, в которой воплощались мечты персонажей, но и счастливым соединением той трагической разорванности мира, яви, которую Хармс ощущал сильнее всего.

     Эта трагическая разорванность, конфликт- ность мира и составляет, пожалуй, главный интерес писателя. Как и психология, поведе- ние человека в нем. Что человек диктует се- бе, или вернее, что мир диктует отдельному человеку.

     К самому Хармсу жизнь становилась все суровее. В 1937 и 1938 годах нередки были дни и недели, когда они с женой жестоко го- лодали. Не на что было купить даже совсем простую еду. "Я все не прихожу в отчаянье,- записывает он 28 сентября 1937 года. - Долж- но быть, я на что-то надеюсь, и мне кажется, что мое положение лучше, чем оно есть на са- мом деле. Железные руки тянут меня в яму".

     Но в те же дни и годы, безнадежные по собственному ощущению, он вместе с тем ин- тенсивно работает (рассказ "Связь", напри- мер, датирован 14-м сентября 1937 года). Он как художник исследует безнадежность, безвы- ходность, пишет о ней (рассказ "Сундук" - 30 января 1937 года,сценка "Всестороннее иссле- дование" - 21 июня 1937-го, "О том, как меня посетили вестники" - 22 августа того же года и т.д.). Абсурдность сюжетов этих вещей не поддается сомнению, но также несомненно, что они вышли из-под пера Хармса во времена, когда то,что кажется абсурдным, стало былью.

     Творящие легенду о Хармсе писали, как был изумлен дворник, читая на дверях его квартиры табличку каждый раз с новым именем. Возможно, что так все и было. Но вот подлин- ная записка, сохранившаяся в архиве Хармса: "У меня срочная работа. Я дома, но никого не принимаю.И даже не разговариваю через дверь. Я работаю каждый день до 7 часов".

     "Срочная работа" у непечатающего писате- ля! Но он словно знал об отпущенных ему 36 годах жизни. Бывали дни, когда он писал по два-три стихотворения или по два рассказа. И любую, даже маленькую вещь мог несколько раз переделывать и переписывать. Но ни разу пос- ле 1928 года не перепетатывал свои стихи и рассказы на пишущей машинке - за ненадобнос- тью. Носить их в редакции было бесполезно. Он знал, что их не возьмут, не напечатают. В дневнике он уговаривает себя не пасть духом, обрести равновесие, чтобы остаться верным избранному пути, даже если приходится плыть против течения. "Жизнь это море, судьба это ветер, а человек это корабль, - размышляет он. - И как хороший рулевой может использо- вать противный ветер и даже идти против вет- ра, не меняя курса корабля, так и умный че- ловек может использовать удары судьбы и с каждым ударом приближаться к своей цели. П р и м е р: Человек хотел стать оратором, а судьба отрезала ему язык, и человек онемел. Но он не сдался, а научился показывать до- щечку с фразами, написанными большими буква- ми, и при этом где нужно рычать, а где нужно подвывать и этим воздействовал на слушателей еще более, чем это можно было сделать обык- новенной речью".

     Детская литература уже не могла прокор- мить Хармса, и они с женой временами жестоко голодали. "Пришло время еще более ужасное для меня, - записывает он 1 июня 1937 года. - В Детиздате придрались к каким-то моим стихам ("Из дома вышел человек..." - Вл.Г.) и начали меня травить. Меня прекратили печа- тать. Мне не выплачивают деньги, мотивируя какими-то случайными задержками. Я чувствую, что там происходит что-то тайное, злое. Нам нечего есть. Мы страшно голодаем. Я знаю,что мне пришел конец..."

     В среде писателей он чувствует себя чу- жим. Стихи "На посещение Писательского Дома 24 января 1935 года" начинаются строчками: "Когда оставленный судьбою, Я в двери к вам стучу, друзья, Мой взор темнеет сам собою И в сердце стук унять нельзя..."

     Второй арест, в 1937 году, не сломил его. После скорого освобождения он продолжал творить. Чудо,чудеса врывались в его расска- зы и пьесы, приобретая подчас гротесковые, абсурдные формы, но эти формы парадоксальным образом соотносились с той жизнью, которая окружала самого Хармса, и потому даже самые короткие его вещи выглядят художественно и философски законченными.

     Он жил высокой духовной жизнью, пускай его круг ограничивался несколькими друзьями (Введенский, Липавский, Друскин, Олейников.. .). Большая дружба связывала его с художни- ками: Петром Соколовым, Владимиром Татлиным (он, кстати, талантливо иллюстрировал его книжку "Во-первых и во-вторых"), с Казимиром Малевичем, на смерть которого он отозвался прекрасными стихами, с ученицами Филонова - Алисой Порет и Татьяной Глебовой, с музыкан- тами Исайей Браудо, Марией Юдиной, с Иваном Соллертинским...

     Я нарочно не останавливаюсь на внешнем облике Хармса, столько раз описанном во всех мемуарах, - облике чудака. Нет, мемуаристы этот облик, конечно, не выдумали, не сочини- ли. Хармс и вправду одевался на обычный взгляд вызывающе, странно, иногда нелепо, - но если мы будем говорить только об этом, мы не узнаем о Хармсе ничего. Это все из облас- ти легенды и анекдотов о Хармсе. А по сути его внешность могла стоить ему жизни. Вера Кетлинская, которая возглавляла в блокаду ленинградскую писательскую организацию, рас- сказывала, что ей в начале войны, приходи- лось несколько раз удостоверять личность Ха- рмса, которого подозрительные граждане, в особенности подростки, принимали из-за его странного вида и одежды (гольфы, необычная шляпа, "цепочка с массой загадочных брелоков вплоть до черепа с костями" и т.д.) за не- мецкого шпиона. "Двадцать третьего августа, - сообщала в письме от 1 сентября 1941 года М.Малич своему другу Наталии Шанько, эвакуи- ровавшейся на Урал, - Даня уехал к Николаю Макаровичу. Я осталась одна без работы, без денег, с бабушкой на руках. Что со мной бу- дет, я не знаю, но знаю только, что жизнь для меня кончена с его отъездом". "Отъезд," "к Николаю Макаровичу" - что за этим стояло, друзья понимали сразу. Н.М.Олейников был давно арестован и, по слухам, погиб.

     Последние месяцы жизни Хармс провел в тюрьме. [1]

     Уже слабея от голода, его жена, М.В.Ма- лич, пришла в квартиру, пострадавшую от бомбежки, вместе с другом Даниила Ивановича, Я.С.Друскиным, сложила в небольшой чемодан- чик рукописи мужа, а также находившиеся у Хармса рукописи Введенского и Николая Олей- никова, и этот чемоданчик как самую большую ценность Друскин берег при всех перепитеях эвакуации. Потом, когда в 1944-м году он вернулся в Ленинград, то взял у сестры Харм- са, Е.И.Ювачевой, и другую чудом уцелевшую на Надеждинской часть архива.

     В нем были и девять писем к актрисе Ле- нинградского ТЮЗа (театра А.Брянцева) Клав- дии Васильевны Пугачевой, впоследствии арти- стки Московского театра сатиры и театра име- ни Маяковского, - при очень небольшой дошед- шей до нас эпистолярии Хармса они имеют особенную ценность (ответные письма Пугаче- вой, к сожалению, не сохранились); рукопись как бы неоконченной повести "Старуха" - са- мого крупного у Хармса произведения в прозе . Сейчас все эти рукописи, кроме авто- графа "Старухи" находятся в отделе рукописей и редких книг Государственной публичной биб- лиотеки имени М.Е.Салтыкова-Щедрина в Ленин- граде.

     Открытие Даниила Хармса для нашего чита- теля продолжается.
Владимир Глоцер.

---------------

1. В 1984 году, пишут М.Мейлах и В.Эрль

в журнале "Родник" N% 5 за 1988 г., одному

из них стало доподлинно известно, что вскоре

после ареста, в сентябре 1941 года, Хармс

был признан невменяемым и направлен на при-

нудительное лечение в психиатрическую боль-

ницу, куда прибыл в конце декабря и где он

умер, вероятно, от голода, 2 февраля 1942

года.



     СЛУЧАИ
1. ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ N% 10

     ЖИЛ один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно.

     Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было.

     У него не было даже рук и ног. И живота у него не было, и спины у него не было, и хребта у него не было, и никаких внутреннос- тей у него не было. Ничего не было! Так что не понятно, о ком идет речь.

     Уж лучше мы о нем не будем больше гово- рить.
1937

2. СЛУЧАИ

     Однажды Орлов объелся толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридоно- ва упала с буфета и тоже умерла. А дети Спи- ридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридо- нова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрестов получил телеграфом четы- реста рублей и так заважничал, что его вы- толкали со службы.

     Хорошие люди не умеют поставить себя на твердую ногу.
22 августа {1936года}.

3. ВЫВАЛИВАЮЩИЕСЯ СТАРУХИ

     Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась.

     Из окна высунулась другая старуха и ста- ла смотреть вниз на разбившуюся, но от чрез- мерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась.

     Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая.

     Когда вывалилась шестая старуха, мне на- доело смотреть на них, и я пошел на Мальцев- ский рынок, где, говорят, одному слепому по- дарили вязаную шаль.
4. СОНЕТ

     Удивительный случай случился со мной: я вдруг забыл, что идет раньше - 7 или 8.

     Я отправился к соседям и спросил их, что они думают по этому поводу.

     Каково же было их и мое удивление, когда они вдруг обнаружили, что тоже не могут вспомнить порядок счета. 1,2,3,4,5 и 6 по- мнят, а дальше забыли.

     Мы все пошли в комерческий магазин "Гас- троном", что на углу Знаменской и Бассейной улицы, и спросили кассиршу о нашем недоуме- нии. Кассирша грустно улыбнулась, вынула изо рта маленький молоточек и, слегка подвигав носом, сказала:

     - По-моему, семь идет после восьми в том случае, когда восемь идет после семи.

     Мы поблагодарили кассиршу и с радостью выбежали из магазина. Но тут, вдумываясь в слова кассирши, мы опять приуныли, так как ее слова показались нам лишенными всякого смысла.

     Что нам было делать? Мы пошли в Летний сад и стали там считать деревья. Но дойдя в счете до 6-ти, мы остановились и начали спо- рить: по мнению одних дальше следовало 7, по мнению других - 8.

     Мы спорили бы очень долго, но, по сча- стию тут со скамейки свалился какой-то ребе- нок и сломал себе обе челюсти. Это отвлекло нас от нашего спора.

     А потом мы разошлись по домам.


     12 нояб 1935.
5. ПЕТРОВ И КАМАРОВ

     ПЕТРОВ:

     Эй, Камаров!

     Давай ловить комаров!

     КАМАРОВ:

     Нет, я к этому еще не готов.

     Давай лучше ловить котов!
6. ОПТИЧЕСКИЙ ОБМАН

     Семен Семенович, надев очки, смотрит на сосну и видит: на сосне сидит мужик и пока- зывает ему кулак.

     Семен Семенович, сняв очки, смотрит на сосну и видит, что на сосне никто не сидит.

     Семен Семенович, надев очки, смотрит на сосну и опять видит, что на сосне сидит му- жик и показывает ему кулак.

     Семен Семенович, сняв очки, опять видит, что на сосне никто не сидит.

     Семен Семенович, опять надев очки, смот- рит на сосну и опять видит, что на сосне си- дит мужик и показывает ему кулак.

     Семен Семенович не желает верить в это явление и считает это явление оптическим об- маном.
7. ПУШКИН И ГОГОЛЬ

     Г о г о л ь (падает из-за кулис на сце- ну и смирно лежит).

     П у ш к и н (выходит, спотыкается об Го- голя и падает): Вот черт! Никак об Гоголя!

     Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут! (Идет, спотыкает- ся об Пушкина и падает). Никак об Пушкина спотыкнулся!

     П у ш к и н (поднимаясь): Ни минуты по- коя! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). Вот черт! Никак опять об Гоголя!

     Г о г о л ь (поднимаясь): Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Пушкина и па- дает). Вот мерзопакость! Опять об Пушкина!

     П у ш к и н (поднимаясь): Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). Вот черт! Опять об Гоголя!

     Г о г о л ь (поднимаясь): Это издевате- льство сплошное! (Идет, спотыкается об Пуш- кина и падает). Опять об Пушкина!

     П у ш к и н (поднимаясь): Вот черт! Ис- тинно что черт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает). Об Гоголя!

     Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает). Об Пушкина!

     П у ш к и н (поднимаясь): Вот черт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает за ку- лисы). Об Гоголя!

     Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость! (Уходит за кулисы).

     За сценой слышен голос Гоголя:

     "Об Пушкина!"

     Занавес.
8. СТОЛЯР КУШАКОВ

     Жил-был столяр. Звали его Кушаков.

     Однажды вышел он из дому и пошел в ла- вочку, купить столярного клея.

     Была оттепель, и на улице было очень скользко. Столяр прошел несколько шагов, поскольз- нулся, упал и расшиб себе лоб.

     - Эх! - сказал столяр, встал, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил себе лоб.

     Но когда он вышел на улицу и сделал не- сколько шагов, он опять поскользнулся, упал и расшиб себе нос.

     - Фу! - сказал столяр, пошел в аптеку, купил пластырь и заклеил пластырем себе нос.

     Потом он опять вышел на улицу, опять поскользнулся, упал и расшиб себе щеку.

     Пришлось опять пойти в аптеку и заклеить пластырем щеку.

     - Вот что, - сказал столяру аптекарь. - Вы так часто падаете и расшибаетесь, что я советую ваь купить пластырей несколько штук.

     - Нет, - сказал столяр, - больше не упа- ду!

     Но когда он вышел на улицу, то опять по- скользнулся, упал и расшиб себе подбородок.

     - Паршивая гололедица! - закричал сто- ляр и опять побежал в аптеку.

     - Ну вот видите, - сказал аптекарь, - Вот вы опять упали.

     - Нет! - закричал столяр. - Ничего слы- шать не хочу! Давайте скорее пластырь!

     Аптекарь дал пластырь; столяр заклеил себе подбородок и побежал домой.

     А дома его не узнали и не пустили в ква- ртиру.

     - Я столяр Кушаков! - закричал столяр.

     - Рассказывай! - отвечали из квартиры и заперли дверь на крюк и на цепочку.

     Столяр Кушаков постоял на лестнице, плю- нул и пошел на улицу.
9. СУНДУК

     Человек с тонкой шеей забрался в сундук, закрыл за собой крышку и начал задыхаться.

     - Вот, - говорил, задыхаясь человек с тонкой шеей, - я задыхаюсь в сундуке, потому что у меня тонкая шея. Крышка сундука закры- та и не пускает ко мне воздуха. Я буду зады- хаться, но крышку сундука все равно не от- крою. Постепенно я буду умирать. Я увижу бо- рьбу жизни и смерти. Бой произойдет неесте- ственный, при равных шансах, потому что ес- тественно побеждает смерть, а жизнь, обре- ченная на смерть, только тщетно борется с врагом, до последней минуты не теряя напрас- ной надежды. В этой же борьбе, которая про- изойдет сейчас, жизнь будет знать способ своей победы: для этого жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука. Посмотрим: кто кого? Только вот ужасно пахнет нафтали- ном. Если победит жизнь, я буду вещи в сун- дуке пересыпать махоркой... Вот началось: я больше не могу дышать. Я погиб, это ясно! Мне уже нет спасения! И ничего возвышенного нет в моей голове. Я задыхаюсь!..

     Ой! Что же это такое? Сейчас что-то про- изошло, но я не могу понять, что именно. Я что-то видел или что-то слышал...

     Ой! Опять что-то произошло? Боже мой! Мне нечем дышать. Я, кажется, умираю...

     А это еще что такое? Почему я пою? Ка- жется, у меня болит шея... Но где же сундук? Почему я вижу все, что находится у меня в комнате? Да никак я лежу на полу! А где же сундук?

     Человек с тонкой шеей поднялся с пола и посмотрел кругом. Сундука нигде не было. На стульях и кровати лежали вещи, вынутые из сундука, а сундука нигде не было.

     Человек с тонкой шеей сказал:

     - Значит, жизнь победила смерть неиз- вестным для меня способом.

     (В черновике приписка: жизнь победила смерть, где именительный падеж, а где вини- тельный).


     30 января 1937 года.
10. СЛУЧАЙ С ПЕТРАКОВЫМ

     Вот однажды Петраков хотел спать лечь, да лег мимо кровати. Так он об пол ударился, что лежит на полу и встать не может.

     Вот Петраков собрал последние силы и встал на четвереньки. А силы его покинули, и он опять упал на живот и лежит.

     Лежал Петраков на полу часов пять. Сна- чала просто так лежал, а потом заснул.

     Сон подкрепил силы Петракова. Он про- снулся совершенно здоровым, встал, прошелся по комнате и лег осторожно на кровать. "Ну, - думает, - теперь посплю". А спать-то уже и не хочется. Ворочается Петраков с боку на бок и никак заснуть не может.

    

... ... ...
Продолжение "Стихи и рассказы" Вы можете прочитать здесь

Читать целиком
Все темы
Добавьте мнение в форум 
 
 
Прочитаные 
 Стихи и рассказы
показать все


Анекдот 
Сейчас не всегда понятно или девушка обиделась и надула губы или это ботекс.
показать все
    Профессиональная разработка и поддержка сайтов Rambler's Top100